Ветер Балтики
Шрифт:
Полковник озадаченно молчал. "Снимают? За что?"
– Что же вы молчите? Вам разве не ясно? - нетерпеливо спросил Логинов.
– Все ясно. Приказано сдать полк и прибыть к вам в бригаду. Кому сдавать полк?
– Майору Тужилкину!
"За что? В чем дело?" - тоскливо размышлял Евгений Николаевич, направляясь в палатку своего заместителя.
– Примите полк, майор Тужилкин, и ни о чем меня не спрашивайте: сам ничего не знаю.
Приказ есть приказ, его выполняют, и за какие-нибудь двадцать минут Преображенский оформил документы, сдал полк и прибыл в штаб бригады. - - Не узнаю вас, полковник, -
– Я выполнил приказ. Полк сдал Тужилкину.
– Ну и отлично. Теперь поговорим о новых делах. Садитесь.
Преображенский пристроился на кончике стула.
– Вам, командиру полка, надлежало бы не горячиться. Дело в том, что на первый полк в связи с новой задачей нам нужен такой командир, чтобы люди пошли за ним в огонь и в воду. Выбор пал на вас.
– А полковник, который сейчас командует? Разве он плох?
– Командир-то он хороший, - сказал комбриг - но боюсь, что задачу, которую предстоит решить, не выполнит. Идите, принимайте первый полк. Работа, надеюсь, поправит вам настроение. А о задачах поговорим чуть позже. Ждем к себе командующего авиацией из Москвы. Должен прибыть с минуты на минуту.
Командующего авиацией Военно-Морского Флота генерал-лейтенанта авиации С. Ф. Жаворонкова Евгений Николаевич приветствовал у трапа самолета, представившись уже командиром 1-го минно-торпедного авиаполка военно-воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота.
Не дослушав рапорта и давая тем понять, что сейчас не до строгого соблюдения ритуала, Семен Федорович Жаворонков пригласил Преображенского прибыть в штаб минут через десять вместе с комиссаром.
– Садитесь, товарищи, - сказал он с какой-то торжественностью, как только Преображенский с Григорием Захаровичем Оганезовым вошли. - Хочу предупредить вас: об этом разговоре пока никто не должен знать. Экипажам вашего полка выпала неотложная задача и огромная честь: первым бомбить Берлин. Это будет нашим ответом за Москву!
Батальонный комиссар Григорий Оганезов даже привстал, услышав это сообщение. Преображенский замер.
– Давно мечтал об этом, - тихо сказал наконец Преображенский, - Давно! Мы это непременно сделаем, товарищ командующий. Только бомбить придется с другого аэродрома. Отсюда не дотянем!
– Вы опередили мое сообщение, - закуривая папиросу, сказал генерал-лейтенант. - Бомбить Берлин вы будете с другого аэродрома. И немцы должны узнать об этом только после того, как над ними будут рваться наши, советские бомбы.
Из информации Жаворонкова становилось ясно, что только балтийским летчикам сейчас по плечу такая задача. И вот почему.
– В последних числах июля, - говорил командующий, - немцы предприняли массовые налеты на Москву. Верховное немецкое командование хочет перед всем миром продемонстрировать силу германской армии и тем самым подорвать моральный дух советского народа.
Взяв указку, Жаворонков подошел к карте, на которой была нанесена обстановка на фронте.
– Взгляните сюда, - предложил он. - Сейчас заканчивается июль. Противник углубился на нашу территорию в среднем на шестьсот километров. Расстояние от ближнего пункта на линии фронта до Москвы составляет примерно четыреста пятьдесят километров. Линия фронта удалена от Берлина на тысячу километров. И даже больше. Какой вывод сделал Гитлер и его генералы? Вывод очень простой: Берлин для советской авиации
Жаворонков последний раз глубоко затянулся папиросой и, притушив ее, повел указку на север, туда, где было обозначено Балтийское море.
– У вас, на Балтике, обстановка несколько иная, хотя тоже не очень-то веселая, - сказал он. - Здесь части восьмой армии удерживают еще северную часть территории Эстонии, а также острова Эзель и Даго. Таким образом, Эзель и Даго представляют единственные места для базирования нашей авиации, откуда мы можем достигнуть Берлина. Согласны, Преображенский? - спросил генерал.
– Продумано, по-моему, очень верно! - ответил Евгений Николаевич.
– Что же касается деталей, - пожимая на прощание руки Преображенскому и Оганезову, сказал командующий, - то прошу соображения доложить утром.
Командир и комиссар, закрывшись в уединенной комнате, занялись подбором экипажей.
Склонясь под зеленым абажуром, они старались предусмотреть все: и будущие маршруты полетов, и время, и противодействие противника, тщательно изучали подробный план Берлина с его огромными пригородами.
С отбором экипажей трудно будет, - советуясь с комиссаром, сказал полковник. - Обид не оберешься от тех, кто останется дома. Законные обиды!
Не дожидаясь утра, Преображенский поспешил к генералу.
– Вот видите, - сказал генерал, - действительно поспешили. Зачем вы поставили себя одним из первых? Это ваша давнишняя привычка. Думаете, что лучше вас никто до Берлина не долетит?
– Да нет, не это, - ответил, смущаясь, полковник. - Я командир полка и должен быть первым. Командир полка всегда должен быть первым.
– Не всегда. Вспомните Чапаева. Он очень точно сказал, где и когда должен быть командир. Вы забываете, что ваш помощник Федоров Кузьма Васильевич не хуже вас летает. Вам нужно руководить полетами. Иногда надо быть впереди, иногда и позади!
Полковник понял резонность требований опытного генерала.
– Прошу вас, товарищ командующий, - твердым голосом сказал он, - не отстраняйте меня. Хочу первым бомбить Берлин! Очень прошу вас. Ведь немцы говорят, что наша авиация вся уничтожена.
– То говорят не немцы, то говорят гитлеровцы.
– Прошу вас, пустите!
– Хорошо. Пойдете первым. На подготовку - три дня. Пусть люди хорошо отдохнут. Учтите, полковник, все трудности такого ответственного полета. Выберите путь к Берлину покороче. В состав группы включайте только лучших летчиков, зарекомендовавших себя.
– Есть! Все учтем.
– Чтоб никого из посторонних на километр до аэродрома не допускали.
– Есть!
В отдельном домике, что стоял в лесу возле небольшой речушки, началась какая-то таинственная жизнь. Домик был едва заметен, никто из летчиков и штурманов не знал еще в точности, какая предстоит работа, но уже Преображенский, Плоткин, Гречишников, Дашковский, Фокин, Ефремов, Беляев, Русаков, Трычков и многие другие переселились туда. Неспроста! Готовилось что-то важное. Это понимали все.