Ветер богов

Ефименко Василий Михайлович

— Неудобно, милый, на нас смотрят.

— Ну и пусть смотрят, пусть завидуют, — беспечно отвечал Ичиро.

На них действительно обращали внимание, иногда даже оглядывались. Эта молодая пара была так откровенно счастлива, что некоторые, очевидно, действительно завидовали им.

Они остановились у розовых облаков цветущей вишни и долго любовались ею. Рядом останавливались другие посетители, иногда целые семьи, благоговейно смотрели на сакуру и так же молча уходили.

«Цветы сакуры, — думал Эдано, — сколько легенд и преданий связано с ними, один только дед знает их тысячи. Поколения предков влюблялись

в эти розовые облака. Очарованию цветов сакуры поддавался и надменный князь, проезжавший мимо во главе свирепой дружины, и бедняк, тащивший вязанку хвороста на плече. Жестокие правители тоже использовали в своих целях всеобщую любовь к цветущей вишне: «Воин падает на поле битвы во славу императора, как опадают лепестки сакуры». Тайные враги в лагере для военнопленных тоже назвали свою шайку — «Кровавая вишня»…»

— О чём вы задумались? — слегка прижалась к нему Ацуко, предварительно убедившись, что никого около них нет.

— Я думал, как много связано у нашего народа с цветами сакуры, теперь и для меня её цветы будут символом счастья.

— В стихах цветущая сакура всегда стоит рядом со словом «любовь».

— Прочитай что-нибудь.

— Я мало помню и читаю плохо.

— Но всё-таки.

— Хорошо, только не смотрите на меня.

Лишь там, где опадает вишни цвет, —

Хоть и весна, но в воздухе летают

Пушинки снега…

Только этот снег

Не так легко, как настоящий, тает!..

— Хорошо, — одобрил Эдано. — А кто написал?

— Право, не помню, какой-то старинный поэт.

— Хороший поэт, но ты говорила, что непременно будет про любовь. Ты знаешь такие?

— Знаю, — лукаво взглянула на него Ацуко. — Послушайте:

Ты стал другим иль всё такой же ты?

Ах, сердца истинного твоего никто не знает!

Прошло немало дней,

Но вот цветы…

Совсем по-прежнему они благоухают!

— Ацуко, — серьезно сказал Эдано, — я никогда не забуду этого.

Она подняла побледневшее лицо и прошептала:

— У этих цветов клянусь вам, что буду хорошей матерью вашему сыну!

Неожиданный порыв Ацуко смутил и растрогал Эдано. Он сильнее прижал её к себе и так же тихо ответил:

— Верю!

А затем, отпустив её, пошутил:

— Я надеюсь, конечно, что Сэцуо не долго будет одиноким. Иначе дед тебя не признает. Он у меня такой…

7

Они не спешили, хотя Ацуко несколько раз мягко напоминала о том, что ему надо успеть повидать отца.

— Не волнуйся, — так же мягко успокаивал её Ичиро, — успею. Я люблю отца, хотя, так уж сложилась жизнь, мало его знаю. С нами жил он, когда я мальчонкой был, а взрослым только сутки и видел. Между этим — долгие годы он был для нас мёртв. Нас обманули полицейские,

солгав, что отец умер.

— Почему же теперь вы редко видитесь? — не удержалась Ацуко.

Ичиро промолчал, вспоминая время, прожитое после возвращения из России, приезд отца с новой матерью, их долгую беседу, когда они заново узнавали друг друга и когда отец вновь обрел сына, а сын отца.

— Ты права, — раздумчиво согласился он. — Я действительно плохой и непочтительный сын. Придется учиться и этому. Может быть так случилось потому, что мать и отца мне заменил дед. А отец… Он старый коммунист, функционер партии, на которую сейчас ополчились все — наши власти, американцы… Отец отдал партии всю жизнь и будет таким до конца.

— Вы ведь тоже коммунист теперь.

— Да, — сжал её руку Ичиро. — Коммунист. В одних рядах с отцом. Но что я такое? Я только учусь быть коммунистом. А отец… Его не сломили двенадцать лет сэндайской тюрьмы. И знаешь, что он мне сказал? Самым горьким для него было узнать, что его сын стал камикадзе. Я до сих пор чувствую себя виноватым перед ним.

— Не надо так. Вы не виноваты, — горячо возразила Ацуко. — Вас обманули, нас всех обманули. Разве мы что-нибудь знали, понимали?..

Смутившись, она умолкла, потупив голову, и только дрожащие её пальцы в руке Ичиро показывали степень её взволнованности.

«Вот ты какая… — в который раз подумал Ичиро. — Намико тоже стала бы горячо отрицать какую-либо вину за мужем, но никогда бы вот так не сказала «мы», с такой горячностью и убежденностью. Какие они разные!» С самого утра Ацуко раскрывалась перед ним всё новыми, неизвестными ему сторонами характера, души. И чувство любви к ней охватывало со всё растущей силой.

Он не забыл Намико, её преданность и самоотверженность. Но она в прошлом, пережитом. И если души людей после смерти действительно обитают где-то там, в выси, то любящая душа Намико порадуется за мужа, за то, что на его пути встретилась такая, как Ацуко. Ведь только что, перед цветами сакуры, она поклялась быть хорошей матерью сыну Намико…

— Вы сейчас далеко от меня, милый. Вы думаете о ней, да? — услыхал он взволнованный голос Ацуко. Её глаза смотрели на него тревожно, вопрошающе.

Кровь прилила к лицу Ичиро.

— Да, — честно признался он. — Я думал, что душа Намико сейчас радуется — у её сына будет такая мать.

В глазах Ацуко затрепетала влага.

— Спасибо, — прошептала она, опуская голову и тут же добавила уже просительно: — Вам пара к отцу!

— Да, пора! — согласился Ичиро. — Только почему ты решила, что я пойду к нему один? Я сегодня не расстанусь с тобой ни на минуту. И потом, должен же я познакомить отца со своей женой. Когда ещё он сумеет приехать к нам или мы к нему.

— Но удобно ли вот так, сразу? — растерялась она.

— Да, удобно! — решительно подтвердил Ичиро. — Отец всё поймет, его жена тоже. Уверен — они одобрят мой выбор. И знаешь, — уже рассмеялся он, — мне всё не верится, что мы встретились. Может, всё это снится и, расставшись хотя бы на минуту, я вновь потеряю тебя? Нет, я не хочу рисковать.

Ацуко благодарно прижалась к нему плечом.

— Ну показывай, как добраться до Сендагая. Ты ведь столичная птица, а я деревенщина. Только не думай, что во всём командовать будешь, — шутливо закончил он.