Ветер богов
Шрифт:
— Вздор. Его величество предоставил Филиппинам независимость.
— Простите, но зачем этому крестьянину такая независимость? Чтобы его, как собаку, на поводке водили? Разве не всё равно ему, кто держит другой конек веревки? Ему нужна земля, на которой он мог бы вырастить рис и кормить семью. Ведь вы сами из крестьянского поселка, видели, как живут там арендаторы, Казалось, куда хуже. А эти…
— Они живут действительно беднее наших арендаторов… — согласился Эдано, но тут же резко оборвав разговор: — А остальные разговоры — вздор. Сейчас война!
— Так точно, господин унтер-офицер! Война!
— Ты хоть другим
— Слушаюсь, господин унтер-офицер. Вот вы понимаете, что такое жандармерия. Эти двое, что в машине лежали, — если бы вы их видели… А бедный Игнасио! Чем он виноват, что не хочет умирать с голоду? Покажите мне в любой стране, как живут крестьяне, и я скажу, счастлив там народ или нет. Но так я говорю только с вами. Робкий я человек. Смелые погибли или в тюрьмах блох кормят. А я… Вы мне спасли жизнь и вольны теперь ею распоряжаться. А я многое бы отдал, чтобы распорядиться вашей.
— Хватит об этом. Не хочу слушать! А тут, — показал Эдано в сторону ушедшей колонны, — трудности войны. Филиппинцы в конце концов тоже поймут нашу великую миссию. Им просто нужно объяснить. У нас это не всегда умеют. Поймут! — закончил он, успокаивая сам себя.
Но успокоение не приходило. В памяти опять всплыли два трупа филиппинских партизан, которые он видел час назад — в жандармском грузовике Живых их мучили жестоко. Но они молчали.
А смог бы он, Эдало, выдержать такие страдания? Да, если бы тайну у него вырывали враги. А если свои? Ведь отца тоже, наверное, пытали, — теперь он, Эдано, знает, что так и было… Японца пытали японцы. Ну, эти крестьяне, допустим, темные люди, хуки. Но его-то отец учитель.
Против кого он шел? Во имя чего?..
— А вот и Манила показалась, господин унтер-офицер! — прервал его мысли голос Савады.
Быстро промелькнула городская окраина — скопище хибарок из фанеры, жести, досок и разной рухляди. Нищета, обнаженная и кричащая, смотрела из подслеповатых окошек лачуг. Нищета была на лицах копошившихся в мусоре детей с рахитичными ножками и вздутыми животиками.
“Пикап” скользнул по дуге моста, переброшенного через канал, и они попали словно бы в другой мир — сытый и благоустроенный. Белые особняки прятались за изгородями из цветущих кустарников. В садах пестрели цветы.
Навстречу стали попадаться нарядные автомобили, экипажи-калесы. Изысканно одетые пассажиры свысока посматривали по сторонам.
— Вот для этих «Азия для азиатов» — вещь понятная, — не удержался Савада.
Промелькнул отель “Космополитэн”, и “пикал”, минуя гостиницу “Манила”, свернул к набережной. Путь грузовичку преградил полицейский патруль. С десяток легковых машин ожидали, когда разрешат проезд. Через несколько минут мимо стремительно пронесся черный лакированный лимузин и свернул к отелю “Манила”.
За зеркалыным стеклом мелькнуло холеное лицо старого японца.
– “Ниссан”, — завистливо посмотрел вслед лимузину механик. — Начальство какое-то!
Разница между роскошным лимузином и потрепанным “пикапом” свидетельствовала об огромной дистанции, разделявшей пассажиров.
5
В отеле “Манила”,
Пал японский гарнизон на острове Гуам янки захватили важную базу — остров Сайпан, атакуют Окинаву. Войска японской армии выбиты из Северной Бирмы. Самолеты “Б-29” бомбардируют Токио. Особенно беспокоило генерала то обстоятельство, что главная ставка объявила Филиппины ареной решающей битвы за Восточную Азию, когда войска врага уже на острове Лейте — в самом центре архипелага. Генерал пребывал в убеждении, что летчики четвертого воздушного флота сделали всё, что могли, для победы, но моряки и пехота действовали против вражеских десантов бездарно. Кёдзи с досадой признался, что не знает, что может теперь изменить ход событий. Очень неприятная ситуация. Подойдя к шкафу, генерал достал бутылку минеральной воды “Томин” — война войной, а про больной желудок забывать не следует — и вызвал адъютанта. Дверь тотчас же бесшумно отворилась, и в кабинет вошел майор Кобаяси.
— Проверьте, вышла ли машина с уполномоченным из порта?
— Наполнено, ваше превосходительство! — почтительно доложил адъютант и, взглянув на часы, добавил: — Через пять минут господин уполномоченный прибудет к штабу!
— Что же ты молчишь?
Едва командующий и его адъютант вышли из дверей отеля, как у подъезда, мягко зашуршав шинами, остановился черный “ниссан”. В лице пассажира, медленно вылезавшего из машины, угадывалось родственное сходство с генералом.
Кёдзи, поклонившись старику и втягивая в знак почтения воздух, произнес:
— Со счастливым прибытием в Манилу, дорогой дядя. Я счастлив видеть вас бодрым и здоровым.
— Здравствуй, племянник! Куда ты меня поведешь?
— К себе, конечно. Прошу сюда, второй этаж! — и командующий поспешил сам открыть дверь.
Старик шел бодро, и, глядя на его крепкую спину, генерал удивлялся: откуда в таком возрасте берутся силы? Трудно было угадать причину приезда дяди в столь опасное время. Ведь старик не любил тревог и острых ощущений. То, что дядя прибыл в качестве уполномоченного управления сводного планирования при кабинете министров, ни о чём ещё не говорило. Одно Кёдзи усвоил — дядя всегда появляется там, где есть возможность приумножить своё состояние. Недаром разоренные конкуренты называли старика “тако” — осьминог. О нём говорили, что он сказочно богат, хотя точных размеров его доходов никто не знал.
Когда дядя и племянник вошли в кабинет, гость жестом отпустил секретаря и адъютанта, не оборачиваясь даже, чтобы проверить, понят ли его приказ. Он уселся в кресло родственника, который продолжал подобострастно стоять перед ним.
— Садись, племянник! — сказал гость. — И не предлагай мне сейчас ни еды, ни постели. Я прибыл не за этим.
— Конечно, конечно, дорогой дядя. Я понимаю, что только исключительно важная причина заставила вас предпринять столь длительное путешествие. Я беспокоился за вас…