Ветер богов
Шрифт:
Потоптавшись около Нагано и видя, что от него больше ничего не добьешься, Савада вернулся к своим нарам. Однако общительный характер снова сорвал его с места.
Эдано, растянувшись на жестком ложе, вспоминал встречу в порту, трескучую речь вице-министра, неожиданное выступление Нагано, скорбную толпу женщин. Ведь среди них могла оказаться и Намико…
Мысль о жене вернула его к думам о доме. Дед, конечно, мало изменился, в его возрасте люди уже не меняются, они словно стоят на последней ступеньке лестницы, ведущей в неизвестность. Одни сразу же сходят с неё, другие
Но вот сын, какой он?
Сын… Ему уже три года, он уже говорит, и неугомонный дед, конечно, учит его приемам борьбы, как делал это с ним, с Ичиро… А Намико… Какой короткой была у них любовь, но какой замечательный подарок — сына — она сделала ему. Подумаешь — родилась в год тигра. Ха! Он теперь не станет считаться с этим. Он видел мир, видел огонь и кровь, прошел через тысячу смертей.
Вернулся Савада. Он уселся на нарах, поджав ноги, и начал тихо раскачиваться, обдумывая что-то.
— Ты чего помрачнел? — взглянул на него Эдано. — Наверное, искал тех красоток, которые встречали нас у трапа, и не нашел? Потерпи немного. Скоро будешь дома.
— Дома? — скучным голосом переспросил механик и, нагнувшись к Эдано, прошептал: — Нет, брат. Отсюда домой мы попадем не скоро.
— Как так?
— Да вот так. Сейчас разговаривал с одним санитаром. В этом лагере такая санитария, что я будто снова в Маньчжурию попал.
— Да с чего это ты? — насторожился Эдано.
— Понимаешь, — продолжал Савада, — тут распределяют всех по префектурам, чтобы формировать эшелоны. Но до этого так прощупывают, так опрашивают — всю душу выворачивают. Бить, правда, не бьют, а так — не лучше, чем в кэмпейтай.
— А ты не преувеличиваешь?
— Нет. Вот подержат тебя здесь, тогда поймешь!
— Не может быть.
— Какой смысл этому санитару врать?
— Вот мерзость! — сжал кулаки Эдано. — Кто же это решает?
— Все проходят через комиссию. И я прошу тебя: если хочешь поскорее отсюда вырваться — не горячись. Думай над каждым ответом. Стену лбом не прошибешь. Да… Припомнят мне здесь «Томонокай».
— Откуда они узнают?
— Не будь наивным. Среди наших тоже найдутся желающие свести счеты. В комиссии есть нисеи[30], они работают на американцев. Больше всего про активистов да про русских выспрашивают.
— Вот как… — помрачнел Эдано.
— Ещё раз говорю — будь осторожнее. Надо поскорее вырваться отсюда, а там… Там мы посмотрим!
— Ладно! — согласился Эдано. — Будем снова сердце держать в руках, а язык на привязи. Вытерпим. Не такое нам с тобой пришлось испытать.
На комиссию Эдано попал через два дня. По рассказам других он уже представлял себе всю процедуру, которая его ожидала.
Комиссия расположилась в одной из комнат канцелярии лагеря и работала не торопясь. Репатриантам заранее объявили о необходимости пройти карантинный срок, чтобы не завезти на родину какие-либо болезни от коварных русских.
Когда после долгого ожидания служащий выкликнул наконец его фамилию,
Войдя в длинную, узкую комнату, Эдано увидел несколько чиновников. Полнолицый, хорошо одетый человек — председатель комиссии — переспросил у него фамилию и звание. Если бы Тарада — Хомма был жив, он сразу бы узнал в нем бывшего подполковника из второго управления штаба уже несуществующей Квантунской армии. Это он в августе сорок пятого года на окраине Мукдена инструктировал замаскировавшихся на случай плена разведчиков. Бывший подполковник, ныне чиновник министерства благосостояния, взял анкету Эдано, заполненную накануне, и бегло зачитав её, спросил, чем он думает заняться на родине, куда хочет выехать из лагеря.
— Только домой, господин начальник, — подчеркнуто браво вытянулся Эдано. — У меня там дед, жена, сын. Сына я ещё и не видел. Буду работать. В плену я стал строителем.
— Похвальное намерение! — кивнул головой председатель комиссии. — А разве вы отца не навестите? — остро посмотрел он сквозь стекла очков на Эдано. — Он, кажется, в Токио?
— Мне об этом писал дед, господин председатель! — напрягся Эдано, понимая, что допрос стал подходить к главному. — Но я почти не помню отца. Он покинул нас, когда я был ещё маленьким. Потом нам сообщили, что он погиб при крушении поезда. Я не знаю, как он ко мне отнесется, и поэтому поеду прямо домой.
— Разве вы с ним не переписывались?
— Получил от него только одно письмо. Я поеду прямо домой, — вновь повторил Эдано.
— Скажите, Эдано-сан, — вмешался в разговор щеголеватый член комиссии, перед которым лежала пачка сигарет «Кэмэл», — вы, кажется, служили в отряде «Белая хризантема».
— Так точно! На Лусоне!
— По нашим данным, весь отряд «Белая хризантема» геройски погиб, выполняя приказ. А вы?..
Раньше такой вопрос поверг бы Эдано в смятение, но теперь он уже не тот. Теперь Эдано только благодарен судьбе и верному другу Саваде за то, что остался жив — не погиб бессмысленно.
— Меня срочно отозвали перед самым вылетом и назначили, командиром самолета генерала Томинаги Кёдзи — командующего воздушной армией.
— Вот как? Чем же вы заслужили такую честь?
— Не могу знать. Был приказ, и я его выполнил.
— А как вы попали в плен?
— После указа императора. Нам зачитал его начальник штаба отряда капитан Уэда. Он может подтвердить.
Вопросы нисея прервал председатель комиссии:
— Это не допрос, Эдано-сан. Никто вас не упрекнет. Просто мы хотим поближе познакомиться с вами, чтобы посоветовать, как лучше применить свои силы на пользу нашему отечеству, перенесшему такие тяготы. Вот вы сказали, что в плену стали строителем. Что же вы строили?