Ветер нашей свободы

Манило Лина

— Выглядеть должно, по идее, еще лучше.

— Ты уже знаешь, кого будешь фотографировать?

— Да, одного парня, — стараюсь говорить как можно увереннее, чтобы Серж не заподозрил, что я уже с этим парнем знакома и даже сидела с ним сегодня ночью на этой самой кухне.

— И кто он? — не пойму одного: что он от меня хочет?

— Если честно, я мало, что о нем знаю. Только то, что его зовут Филипп, и он ездит на мотоцикле.

— Будь осторожна, — просит Серж, а я понимаю, что никого ближе во

всем мире у меня нет.

Серж как — то странно на меня смотрит. Не могу понять, что его тревожит, но он какой — то сам не свой.

— Тебе скоро на службу возвращаться?

— Уже завтра, — вздыхает Серж.

— Снова за тебя переживать буду.

— Не надо, — улыбается и гладит меня по голове. — Наша служба, конечно, и опасна и трудна, но не так часто меня хотят убить злобные наркобароны, как вам с мамой кажется.

Мы некоторое время сидим молча, но вдруг звонит мой телефон, который я забыла в комнате.

— Я принесу, кушай, — как будто это мерзкое месиво возможно вообще проглотить.

Поднимаюсь и на одной ноге прыгаю к мойке. Хорошо все — таки, что моя квартирка такая маленькая.

— Мелкая, тебе какой — то Филипп звонит, — брат возвращается в кухню и теперь, прищурившись, смотрит на меня.

Услышав его слова, вернее, одно слово "Филипп", роняю от неожиданности тарелку, она со звоном ударяется об пол, и содержимое разливается вокруг.

12. Шерлок

— Привет, Птичка.

— Снова это прозвище! — недовольно бурчит она, а мне весело. Агния так смешно сердится. Мне нравится провоцировать ее на эмоции: нервничая или смущаясь, она так очаровательна.

— Я поняла, что ты неисправим, Филин, — Птичка произносит мое прозвище нараспев, будто ласкает. У нее чертовски приятный голос: нежный, теплый. Хочется, чтобы она никогда не замолкала, а говорила и говорила. Да что же это за напасть такая? Будто мне шестнадцать, и Агния первая девушка, кого встретил. Детский сад какой-то, честное слово.

— Ну, кто не пытался, так и не смог меня изменить, — и это чистая правда. Ни ради кого я не стремился хоть как-то поменять себя, свой характер, привычки. Может быть, просто не повезло, а, может быть, я — бесчувственный чурбан, не способный любить.

— А многие пытались? — опять эти вопросы, двусмысленные, провокационные. Понимаю, что Птичка упорно пытается выведать, есть ли в моей жизни любимая женщина. Но мне нравится ее мучить, поэтому делаю вид, что не расслышал.

— Как ты? — спрашиваю вместо ответа и слышу, как она напряженно сопит в трубку.

— Нормально, — отвечает. Слышно, как кто-то рядом с ней гремит посудой.

— Ты не одна? — и почему мне это так интересно? Само собой, что такая красивая девушка не может быть одинокой. Внутри скребется какое-то новое для меня чувство,

неприятное, нужно отметить, чувство. Ревность, что ли?

— Ну, ты же не отвечаешь на мои вопросы, и я воздержусь, — смеется в трубку, и этот смех льется по моим венам, разгоняя кровь. Ну, я и придурок.

— Логично, — смеюсь в ответ, хотя, на самом деле, мне не очень-то и хочется веселиться. Напротив, имею жгучее желание рвануть к ней и глянуть на того, кто так по-хозяйски ведет себя на ее кухне. Парень? Гражданский муж? А, может быть, всего-навсего мама или лучшая подруга.

Сейчас сижу в кабинете в "Ржавой банке", не включая свет. Я люблю темноту, яркий свет тяготит, как будто в ярко освещенном помещении лучше видно, какое я на самом деле дерьмо собачье. За дверью шумят ребята — у нас заказов по горло. Арчи что-то, как всегда, орет, и от его крика трясутся стены. Чертов деспот. А я сижу, полностью растворившись в разговоре с Птичкой, как будто мы одни во всем мире. И нафиг того, кто гремит на ее кухне посудой.

— Тебе не кажется, что пора начинать наше сотрудничество? — наконец, перехожу к цели моего звонка.

— Ох, уже? — нервозность в ее голосе мне совсем не нравится. Мне не нужно, чтобы она меня боялась.

— А почему бы и нет? Мы и так уже несколько дней потеряли. Ты учти, моя жизнь слишком насыщенная, и в месяц можем не уложиться. Ты же хочешь, чтобы выпуск со сделанными именно тобой фото имел оглушительный успех? Птичка, вспомни о главном бонусе — личной выставке.

— Я помню, — чуть слышно отвечает и замолкает.

Некоторое время молчим, потому что я не хочу нарушать ту хрупкую связь, что появилась между нами. Не хочу разрушить доверие, возникшее у нее.

— Хорошо, приезжай, — наконец, говорит Птичка, и я облегченно вздыхаю.

Нажимаю "Отбой" и несколько минут сижу, не шевелясь. Не могу понять, что со мной происходит. Черт возьми, я нервничаю! Это что-то невероятное, честное слово. До этой минуты думал, что нервничать меня может заставить только моя мать. Да и та не в самом лучшем смысле.

— Что ты тут в темноте сидишь? — Арчи резко распахивает дверь, и комната сразу наполняется светом. — Какой-то ты странный в последнее время. Филин, что происходит?

— Нормальный я, вечно выдумываешь, — стараюсь, чтобы друг как можно дольше ни о чем не догадывался. И сейчас я и о Птичке, и о разговоре с Викингом. Еще сам не знаю, как ко всему этому относиться, поэтому любопытный нос Арчи тут совсем некстати. — Все в порядке. Ты что-то хотел?

— Ничего я не хотел, — Арчи прикрывает дверь, включает свет и садится напротив. Сейчас он, на удивление, трезв, чего с ним не было довольно давно.

— Точно? — вижу, как что-то гложет лысого. Мы слишком долго и хорошо знакомы, понимаем все без слов.