Ветер прошлого
Шрифт:
— Ты чудо, — сказал я, глядя на нее с восхищением.
— Ты это уже говорил, — засмеялась она. — Искусство обольщения — штука сложная. Придумай что-нибудь новенькое, пусти в ход фантазию.
— Хочешь, пойдем куда-нибудь? — спросил я.
— Глупо было бы делить тебя с другими, — ответила она с грустью. — Праздники и без того коротки.
— Ни один праздник не длится вечно, — согласился я. — Иначе он не был бы праздником.
В розоватом полумраке ее глаза казались особенно глубокими.
—
— Почему именно завтра? — встревожился я.
— Завтра приедет мой муж, — спокойно сказала Диана.
— И давно ты приберегаешь для меня такую новость?
— Я сама только недавно об этом узнала. Можешь рассердиться, если хочешь.
— По-моему, это не тот случай, — вежливо отказался я, — но, может быть, мне уже пора ехать?
— Ну, вот ты и обиделся, — она ласково провела рукой по моей щеке. — Мы выставили этот дом на продажу, муж только ради этого и приедет. Кажется, у нас с ним больше нет никаких общих интересов. Можешь остаться, это не проблема. Во всяком случае, для него и для меня.
— Я предпочел бы уехать, — признался я.
— Что ж, я тебя понимаю. Неприглядное зрелище — супружеская катастрофа.
— Ну, в этом деле меня можно считать академиком, — засмеялся я, чувствуя, что теперь нас с ней связывает общий опыт. — Впору мантию заказывать.
Мы молча выпили, и я налил нам обоим еще вина.
— С тобой я была счастлива, — сказала Стелла Диана.
Солнце скрылось, на море появились фосфоресцирующие огоньки, а на небе — первые звезды. Стелла Диана встала и подошла ко мне.
— Мы еще увидимся, — прошептала она.
Мы поцеловались в волшебном полумраке теплого августовского вечера.
Над лужайкой возле виллы Альбериги висела подозрительная тишина. Солнце палило нещадно. Вдруг я понял, чего именно не хватает: кошки исчезли. Наполеон, Рибальдо, Стелла Диана, Феб и Ипполита словно и не жили никогда за этими воротами. Кругом царила мерзость запустения, не ощущалось ни малейшего дыхания жизни. Да и калитка не открывалась, несмотря на все мои усилия.
— Никого нет, — произнес грубый мужской голос у меня за спиной.
Я обернулся. Передо мной стоял низкорослый и коренастый мужчина средних лет с широким лицом и глубоко запавшими маленькими глазками. Его кожа была обветрена и обожжена солнцем. Клетчатая рубашка, испачканные землей штаны и крепкие крестьянские башмаки дополняли картину.
— Где никого нет? — спросил я с растущей тревогой.
— Там внутри. В доме. Никого нет.
— Там живет одна дама, весьма преклонного воз-раста.
— Это Амелия, что ли?
— Да-да, она, — подтвердил я, вспоминая ясный взгляд ее голубых глаз и ее тихое помешательство.
— Она померла, — равнодушно
— Я с ней говорил несколько дней назад! — воскликнул я, задыхаясь и чувствуя себя обманутым дураком. — С ней все было в порядке.
— Удар ее хватил. Вечером была здорова, а наутро внучка ее, Сильвана, смотрит, а она уже преставилась. Смерть праведницы, — назидательно добавил крестьянин, проводя пятерней по выгоревшим на солнце и припорошенным пылью волосам. — Так что теперь тут совсем никого нет. Священник приходский приходил, замок навесил.
Тут вдруг налетел порыв ветра, немного развеявший духоту.
— Ветер прошлого, — тихо сказал я.
— Это разве ветер? — он покачал головой, думая о своем. — Погода, она так скоро не меняется: жара установилась надолго. А церковь вон там, — сказал вдруг крестьянин, ткнув узловатым пальцем в направлении поселка.
— Спасибо, — поблагодарил я, пораженный тем, что этот человек сумел угадать мои мысли.
Вскоре я и вправду увидел церковь: высокий и узкий готический силуэт. Я подошел к дому священника. Мне открыла пожилая синьора, смотревшая кротко и по-матерински.
— Чем я могу вам помочь? — спросила она.
— Мне нужно поговорить со священником.
— Как? Вот так сразу? — в глазах синьоры отразился вежливый упрек.
— Наверное, следовало позвонить.
— Да, это было бы лучше.
— Но, видите ли, раз уж я все равно здесь… Это так важно для меня.
— Да, синьор, я понимаю, — ответила домоправительница. Она, должно быть, привыкла иметь дело с людьми, озабоченными неотложными и важными проблемами. — Заходите, — пригласила она меня.
Я вошел в прохладный вестибюль, украшенный пышными и хорошо ухоженными растениями в горшках. Уютно пахло обжитым домом, чем-то давно забытым и вселяющим в душу уверенность.
— Дон Колли исповедует. Если у вас и вправду неотложное дело, вам лучше подождать здесь, — продолжала она, ведя меня за собой.
Мы оказались в чудесном садике, со всех сторон окруженном стенами. Этот сад служил и огородом: кроме роз, здесь поспевали крепкие, упругие помидоры, лук-резанец, пахучий базилик и петрушка. Я полной грудью вдохнул целебные ароматы.
— Располагайтесь, — домоправительница указала мне на каменную скамью.
Утреннее солнце заливало сад, только скамья находилась в приятной тени. Большой дрозд с желтым клювом, усевшись на ветку фигового дерева, принялся разглядывать нас.
Женщина скрылась за дверью вестибюля, и я остался один. Меня посетило умиротворение, вытеснившее из моей души жажду раскрыть тайну моего прошлого. Я вдыхал свежие ароматы, упивался яркими красками и ждал, но больше не сгорал от нетерпения. В нагретом солнцем августовском воздухе веял ветер прошлого, но теперь я мог ждать.