Ветер с севера
Шрифт:
Она смутно помнила, что Кэлибор внес ее в дом, что переволновавшаяся, а отого излишне говорливая Ана купала ее в огромной ванной Тир, и уже совсем не осознала, как оказалась в чистой постели под невесомым одеялом из снежно-белого песца. Ее не разбудил и короткий разговор, который произошел рядом с ее кроватью несколько позднее.
Кэлибор, уже умывшийся и сменивший окровавленную одежду на чистую, стоял перед задумчивой Тир, уперев взгляд в пол и сцепив за спиной руки.
— Отпусти ее, госпожа, — гордый лесной эльф
Кэлибор продолжал бубнить что-то, обещая верность до гроба, свою душу, кровь и плоть, просто умоляя, но Тир уже не слушала его. Полная тепла и затаенной печали улыбка осветила ее строгое лицо, сделав его воистину прекрасным и каким-то беззащитным, уязвимым… Женственным.
— Я не госпожа тебе, Кэлибор. Никогда не была ей, да и не стану. А теперь оставь меня. Дай побыть одной.
Сбитый с толку, Кэлибор смешался и, бросив быстрый взгляд на кровать, где сном младенца спала Куиниэ, вышел. Он сунулся было в общий зал, но, преследуемый напряженным вниманием дружинников и полными почти суеверного ужаса взглядами, которые исподтишка бросали на него их жены и дочери, бежал в кухню под крылышко к Анайриэль.
— Почему они все так смотрят на меня, Ана?
Та хмыкнула.
— Говорят, ты голыми руками изорвал в клочья всю дружину Харальдина Аттердага.
— Глупости! У меня был меч, а их всего-то человек восемь…
— Тринадцать, если верить моему мужу…
— Я не заметил, Ана. Словно с ума сошел, — Кэлибор ссутулился на табурете.
— Давай-ка я тебя накормлю, а потом иди и поспи в комнатке Куиниэ — на тебе лица нет.
— Я ходил к Тир. Просил отпустить ее домой…
— Ну и?..
— Она отослала меня.
— О-хо-хо!
— Ана, что же мне делать, ведь я люблю малышку всем сердцем… И бессилен, бессилен, бессилен! — ударяя себя кулаком по колену, почти простонал Кэлибор.
— Тир знает про ваши чувства…
— Откуда? Ведь я сам понял это совсем недавно…
— Ты дурачок, Кэлибор. Это ни для кого не секрет. Стоит только взглянуть на вас с Куиниэ.
— Ты думаешь, она тоже ко мне неравнодушна? — прекрасно зная ответ, но желая еще раз услышать подтверждение из чужих уст, спросил Кэлибор.
Анайриэль только смерила его ироничным взглядом:
— А то ты уже не постарался получить подтверждение этому?
Кэлибор смутился и отвел глаза:
— Нет.
— Не-ет?
— Как я могу, Ана? А вдруг, что-то изменится? За Куиниэ могут заплатить выкуп. Она уедет… Я не имею права ломать ей жизнь, лишая чести. А так она сможет выйти замуж, и никто не посмеет обвинить ее…
— Еще один болван на мою голову! А ты не задумывался о том, что она-то, быть может, предпочтет прямо противоположное? Что ж вы, господа наши, грозные эльфы, так привыкли все решать за нас — ничтожных эльфиек?
— Попробуй за тебя что-нибудь реши! — ворчливо огрызнулся
Куиниэ проспала почти сутки. Но утро следующего дня уже встретила как обычно на кухне.
— Бедняжечка, — ворковала Ана, тем не менее, деловито пододвигая помощнице миску с кореньями, которые следовало почистить к обеду и «оживить, как это умели делать только полные доброй зеленой магии руки Куиниэ. — Негодяй сильно испугал тебя?
— Мне было так страшно, Ана, что я почти ничего не соображала. Он был отвратителен!
— Говорила я, надо было его добить тогда же, здесь на кухне!
Куиниэ взяла в руки крепкую, но уже проросшую многочисленными корнями после хранения в песке морковку, но вновь замерла:
— Ана! Объясни мне… Ведь Харальдин довольно привлекательный эльф…
— Был, — буркнула себе под нос Анайриэль.
— Да. И у него наверняка находились эльфийки, готовые подарить ему свое сердце или хотя бы тело. Так зачем? Зачем причинять боль? Намеренно. Со знанием дела. Ведь, по-моему, много приятнее взаимное чувство, чем насилие…
— Ох, девочка моя! Ничего этого тебе знать и не надо. Честная эльфийка из уважаемого Дома должна…
— Ана! Что ты говоришь такое? Что должна? Как овца покорно идти за пастухом? Почему нам, молодым эльфийкам, ничего не объясняют? Это что, так мучительно и страшно, что мужчины боятся проговориться и испугать нас раньше времени?
Анайриэль растерянно уставилась на Куиниэ. Сказать — склонять к непотребному, промолчать — испугать, быть может сломать что-то важное в юной жизни…
— Это не мучительно и не страшно. А с любимым человеком и вовсе слаще меда, — наконец высказалась она и поджала губы, явно не собираясь что-либо добавлять.
— А ты с Эриком часто этим занимаешься?
Внезапно Ана почувствовала, что краснеет:
— Клянусь Духами лесов и снегов! Куда смотрела твоя мать? Что за вопросы ты задаешь, негодница?
— О Анайриэль! Не обижайся! Моя матушка умерла слишком давно, чтобы я могла говорить об этом с ней. А с кем еще? Я хочу лишь понять… Неужели это так плохо?
— Муж объяснит тебе все, что сочтет нужным.
— Ага! Что ОН сочтет нужным!
— Да! И угомонись уже! Совсем засмущала меня своими вопросами.
Внезапно от дверей до них долетел смех. Там, скрестив руки на груди, стояла Тир.
— Ты подслушивала! — обвиняюще выпалила Куиниэ.
— Я слышала, — уточнила та. — Кто ж вам виноват, что вы трещите на весь коридор.
Куиниэ вспыхнула, как маков цвет:
— Кто-нибудь… Кто-нибудь еще слышал?
— Кэлибор не слышал, — поблескивая глазами, ответила Тир, и Куиниэ, облегченно вздохнув, не стала скрывать, что ее интересовало именно это.
Воцарилась тишина. Тир уже собралась уходить, когда Куиниэ все-таки не выдержала и выпалила: