Ветер с Варяжского моря
Шрифт:
Глаза Загляды налились слезами: слова девочки о смерти родителей разбудили ее собственное, едва задремавшее некрепким чутким сном горе.
– А вот сейчас и проверим! – поспешно воскликнул Спех, торопясь отвлечь ее, и указал на реку. – Вон там что за ладья пошла? Нас не проведешь, на хромой козе не объедешь, мы сами с усами!
– Да где же у вас усы? – Давясь от смеха, девчонка смотрела то на Загляду, то на Спеха, а потом повернулась к реке.
Одна из ладей, стоявшая ниже их по кромке Гостиного Поля, отделилась от берега, и десять пар весел стали выгребать
– Варяги, – определила Ласка, бросив быстрый взгляд на ладью. – А струг у них ладожской работы, новый совсем. Они снизу пришли. Я их у мытникова двора видала только что.
– Еще бы не ладожской работы! – изменившимся голосом, в котором звучали слезы, но твердо решив не дать им воли, отозвалась Загляда. – Это же Тормод струг делал. Вон и змеюги его любимые на носу. На штевне! – поправилась она.
– Вот! – Спех с гордым видом поднял палец, повернувшись к Ласке. – Мы не хуже тебя – и корабельщика знаем!
– Да оставь дитя в покое! – Загляда дернула его за рукав. – Нашел, с кем тягаться. У нас на дворе тот корабельщик живет, потому мы его работу и знаем, – объяснила она девочке.
Ладья тем временем вышла на середину Волхова и направилась вверх по течению. Гребцов на ней было – десятка два, на носу сидели три хорошо одетых светлобородых человека в коротких плащах, застегнутых бронзовыми запонами [37] на груди. Между скамьями громоздилась гора пухлых мешков, на кольца из ивовых прутьев были нанизаны сотни куньих и беличьих шкурок, в середине стояли бочки.
37
Запона – застежка.
Вдруг на корме ладьи возникло движение, куча мешков зашевелилась, и из-под нее выбрался человек. Рывком разъединив скрученные за спиной руки и отбросив остатки веревок, он попытался вскарабкаться на борт струга. Светлобородые хозяева вскрикнули и вскочили на ноги, ближние к корме гребцы бросили весла и кинулись к нему. А тот отшвырнул мешавшие ему мешки, перескочил через борт и бросился в воду. Но прыжок вышел неудачным: беглец ударился головой о неведомо откуда всплывшую корягу и с громким плеском скрылся под водой.
Течение заворачивало нос варяжской ладьи, сносило ее снова вниз. Гребцы ухватились за весла и стали подгребать к берегу. Хозяева собрались на корме и вглядывались в воду, обмениваясь непонятными восклицаниями. На берегу тоже заметили происшествие. Путники и жители городища с разных сторон сбегались к воде. Загляда ахнула и вскочила на ноги, подалась ближе, тревожно сжимая руки и не сводя глаз с воды. Ласка рядом с ней подпрыгивала, словно так ей было лучше видно. Но поверхность воды уже успокоилась, ничего нельзя было разглядеть.
– Не выныривает – боже Перуне [38] , ведь потонет! – обеспокоенно воскликнул Спех. Стянув сапоги, он бегом вбежал в воду и поплыл к середине.
– Ой,
Корягу тоже медленно сносило течением. Спех удачно избежал встречи с ней и нырнул. Через какое-то время он появился на поверхности, жадно вдохнул и снова исчез. Казалось, что его не было очень долго. Рыбаки уже толкали в воду несколько челноков, кто-то греб к середине, выискивая в гладкой серо-голубой воде медленно текущего Волхова одну или другую светловолосую голову.
38
Перун – один из главный славянских богов, повелитель грозы, грома и дождя, бог войны, покровитель князей и их дружин.
– Как бы тоже не потонул! – воскликнула Ласка, с горящими от любопытства глазами наблюдавшая за рекой. – Там Ящер живет огромный – заглотит он их обоих!
– Язык придержи – накличешь беды! – сурово прикрикнул на нее брат.
– Не потонет! – уверенно возразил Милута. – Спех в воде не тонет, в огне не горит – его судьба бережет.
И правда, вскоре Спех вынырнул снова и поплыл к берегу. Рядом с ним виднелась вторая голова. Греб он одной рукой, а другой держал за волосы свою добычу.
Сбежавшиеся к берегу люди помогли им выбраться на песок. Бесчувственного беглеца пришлось нести на руках. Пока его пытались привести в чувство, Спех тяжело сел на мокрый песок, потряхивая головой и отжимая воду из волос. Загляда подбежала к нему.
– Водяной меня за ноги хватал! – объявил Спех, едва отдышавшись настолько, что смог говорить. – Вишь, нырнул я, а там на дне водяной сидит, сам весь зеленый и в чешуе, глаза как у щуки, и этого за шею держит. Я говорю – отдай, а он мне – нет, говорит, он мне будет на обед, а ты – на ужин,
– Да ты молодец, где водяному с тобой справиться! – воскликнула Загляда, привыкшая к тому, что Спех жить не может без таких рассказов. – А его-то водяной не придушил?
– Да что же я, зря купался? – возмутился Спех. С недовольством оглядев запачканные песком и тиной рубаху и порты, он сплюнул и проворчал: – Хоть сапоги уберег…
И месяца не прошло, как Спех надел свои первые сапоги, и он заботился о них, как молодая мать о первенце. Пучком влажной травы он принялся счищать с них мокрый песок, но Загляда позвала его:
– Пойдем хоть глянем, как он там.
– Пойдем, – согласился Спех и встал на ноги. Вода текла с него ручьями. – Мне уж и самому любопытно – кого это я у водяного отобрал?
Они подошли туда, где в окружении гребцов и местных рыбаков лежал на земле беглец с варяжской ладьи.
Могучий кормщик, брат Ласки, уже привычно положил его животом себе на согнутое колено и выгонял воду, которой беглец успел наглотаться. Покончив с этим, беглеца положили на землю. Встав на колени, мытник приложил ухо к его груди.