Ветер стихий 2
Шрифт:
Рассмотрев найденные улики, владыка Аллмара признал их виновными в попытке убийства своего личного гостя и друга семьи. О чём объявил во всеуслышание. Всех приговорённых к смерти, в количестве тридцати четырёх дари, включая женщин, детей, стариков, публично казнили за столь дерзкое, непростительное преступление по отношению к высокородным бахи. При большом скоплении народа, который специально собрали для этого дела. Живьём закопав в песке до восхода солнца, что по местным обычаям считалось страшной, позорной смертью. Ведь так их души обречены по ночам скитаться неприкаянными призраками, боящимися солнечного света и огня. Становясь врагом всех живых. И это-то при повсеместном почитании культа Крылатого
Умерших в мире Пекла полагалось сжигать, а не закапывать. Позже, их прах либо развеивали по ветру, проводя определённую церемонию прощания, либо хранили в специальных вазах, в усыпальницах, для особо известных и уважаемых личностей, либо использовали в качестве удобрения в садах, взращивая фруктовые деревья и цветы. Ничего зазорного в этом не видя. Считая, что таким образом даже после смерти дари могли приносить пользу обществу и своим потомкам, помогая сохранять и приумножать жизнь в этом суровом мире.
Выслушав новости, несколько оторопел, не ожидав такого жуткого результата. Наивно полагая, если и должны было кого-то казнить за преступление, то одного, двух взрослых мужчин, непосредственно виновных в попытке моего убийства. Но никак не всех, поголовно, включая женщин и детей. Хотя, насколько помнил, в нашей истории практиковалось что-то подобное, и не только в Азии. Старушка Англия тоже в своё время отметилась на этом поле.
Расспросив Димира о подробностях расследования, особенно интересуясь, какие именно доказательства вины были найдены, у меня сложилось стойкое впечатление, что тут не всё так просто, как кажется. Будто кому-то было выгодно от них избавится. Оно вышло слишком уж простым, быстрым, образцово-показательным, с незамедлительным приведением сурового приговора в исполнение. Да и доказательства, у нас бы сказали, притянуты за уши. Поэтому сделал умную вещь, не став озвучивать свои сомнения. Наоборот, похвалив слуг владыки за хорошо проделанную работу. Помня, что Фальсин тоже к ним относятся. А то, как бы и у меня под подушкой чего интересного не нашли, тянущего на смертную казнь. Как у самого умного и болтливого.
Пообщавшись с Димиром, после, недолго побродил по палубе. Выполняя квест, проберись из точки А в точку Б, не сломав себе ногу и не переругавшись с другими пассажирами. Отчасти испытывая ностальгию по старым добрым переполненными автобусам в родном городе. Особенно зимой. Свежим воздухом на верхней палубе и не пахло, скорее душным, пропитанным потом и смолами воздухом, так что, разочаровавшись в путешествии на «круизном лайнере», вернулся в каюту.
Своей компании, в которой можно приятно провести время, на чайке Дирхама не имел, так что пришлось остаток дня развлекать себя разговорами с Аброй, столкнувшейся с той же проблемой. При этом выбор тем был до отвращения скуден. Мне существенно не хватало знаний местных реалий, системы ценностей, правил поведения в обществе. Свободно болтать обо всём на свете, как случайные попутчики, встретившиеся в одном купе поезда, у нас не особо получалось, но мы старались. Несколько раз ловил на себе недоуменные, а иногда и настороженные взгляды Абры, когда затрагивались некоторые деликатные темы. После этого приходилось начинать заново, меняя русло беседы.
Ночь прошла спокойно. Даже незаметно. Рассчитывая увидеть интересное зрелище, испытать волнительные юношеские ощущения, столкнулся с очередным напоминанием о необходимости обзавестись губозакаточной машинкой. Абра ночевала в другом месте. Вместо неё, мой сон охранял здоровенный, мускулистый, неразговорчивый детина с каменным, невыразительным лицом. Причём прямо в каюте, не сводя глаз. За дверью на коврике разместился ещё один, отрезая путь к… бегству. Хорошо хоть эта ночная няня не была бородата и любвеобильна, заняв соседнюю
Поставив Аюни возле себя, громко отдал приказ никого к будущему вождю маленьких девочек не подпускать. Без исключений. Любого подобравшегося на расстояние вытянутой руки, укоротить на всё, что только можно. После чего, спал как младенец. Утром безымянного здоровяка вновь сменила Абра, выглядевшая посвежевшей, принарядившейся, до отвращения жизнерадостной. Внимательно её оглядев, с ног до головы, заставив отчего-то поёжиться, задумчиво озвучил свои условия.
— Так и быть, разрешаю за мной ухаживать. Цветы можешь не покупать, конфеты дарить не меньше четырёх раз в неделю, в ресторан водить не реже двух, целовать в щёчку без счёта. Остальное только с письменного разрешения отца. Рекомендательные письма от сестёр приветствуются.
Несколько раз растерянно моргнув, Абра ненадолго зависла с приоткрытым ртом, после чего сказала только одно слово, немного наклонив голову набок.
— Что? — попросила повторить, усомнившись в том, что правильно меня расслышала или поняла.
— Я спрашиваю, мы уже подходим к городу? Его видно? — незамедлительно ответил с той же интонацией, выражением лица и сохраняя ту же позу.
— Город? — повторила со всё ещё стеклянным взглядом, впрочем, быстро обретающим осмысленность. — А, да. Через полчаса войдём в порт Шаль-Сихья. На палубе сейчас достаточно оживлённо и шумно, так что мой уважаемый отец просил вас пока не подниматься наверх во избежание досадных недоразумений.
Передала новость, всё ещё продолжая переваривать первое предложение, пытаясь понять, что именно её подводит, память, слух, логика, или знакомство со мной.
— Спасибо, дэрра Фальсин, — учтиво кивнул, благодаря за новость, усиливая сомнения.
После чего с уверенным видом направился на выход.
— Вы куда? — удивилась, рефлекторно сдвигаясь в сторону, чтобы освободить дорогу.
— Хочу издали рассмотреть столицу закатных пустынь. Не знаю, когда ещё выдастся удобный случай.
— Но мой отец…, — нахмурившись, попыталась напомнить, но была вежливо остановлена жестом.
— Я помню, просил наверх не подниматься, — сделал едва заметное ударение на слове просил. — Не волнуйся, буду осмотрителен и осторожен. Спрячусь за её широкой спиной, — показал на бесстрастную автокуклу.
Я действительно очень сильно хотел увидеть великий город, преисполнившись ожиданиями. Испытывая необычайное волнение и трепет. Не зная, какое он произведёт на меня первое впечатление. Самое важное, запоминающееся и отчасти, самое правдивое. С этим городом связано моё будущее, как тут не волноваться. Можно сказать, именно сейчас я в полной мере ощущал свою вынужденную эмиграцию на чужбину, на которой либо добьюсь успеха, либо сгину в безызвестности. На ум даже пришло сравнение с чувствами первых переселенцев Старого Света, отплывающих на кораблях в Новый. Когда из старушки Европы в Америку потянулись люди, бегущие от голода, разрухи, войн, болезней, революций, порой, не имея в кармане ни гроша. Без знаний языка, связей, уверенности в завтрашнем дне. Напротив, чувствуя страх перед неизвестностью. Конечно, во всём сравнивать себя с ними неуместно, но в малом, почему бы и нет.
Поэтому во что бы то ни стало, решительно настроен увидеть Шаль-Сихья до того, как в него попаду. Хотелось запечатлеть в памяти момент пересечения его границы. Аюни, получив приказ, действовала без колебаний. Народ, что не удивительно, перед автокуклой расступался куда охотнее, чем перед человеком. Инстинктивно чувствуя, когда лучше отойти, а когда можно ругаться. Вы же не будете спорить с падающим на вас шкафом, убеждая его либо подождать, либо сменить направление. Так и в этом случае.
<