Ветер удачи(Повести)
Шрифт:
— Что это? — спросил Костя. — Новое секретное оружие? — Его желтоватые, чуть навыкате глаза с недоумением уставились на диковинный предмет.
— Самовар системы Радзиевского, — усмехнулся старший лейтенант, — заменяет рацию и полевой телефон. В обращении прост и надежен, как кувалда.
Радзиевский, уловивший в словах командира роты легкую иронию, тоже усмехнулся. Но что это была за усмешка! Вымученная, как гримаса боли. Странный все-таки человек этот лейтенант.
Вернулся Другов. Подбежал к командиру роты, вытирая на ходу лоб вывернутой наизнанку пилоткой.
— Товарищ старший
Истру молча кивнул, и Другов тут же бросился помогать Силаеву. Вдвоем с Федей они подтащили третий мешок с толом к неширокому проему в скальной гряде, образовавшемуся от выветривания и размыва вертикальных пластов черного сланца. И тут Кирилл Другов остановился, чуть не задохнувшись от восторга.
На северо-западе, врастая в поднебесье, сверкал вечными снегами Аманауз. А здесь, рядом, выпирающие из седла скалы тускло светились красными и коричневыми мхами. Только Вислый камень одиноким останцем маячил чуть в стороне. Площадка возле него, на которой стоял Кирилл, обрывалась тремя большими уступами в пологую воронку ледникового цирка. Глубокая промоина под косым углом рассекала все три скальные ступени. По дну ее сбегала вниз едва заметная тропинка, терявшаяся в пестроте альпийского луга. Там густо росли только травы-карлики, и от этого луг напоминал недавно подстриженный газон. Гребень хребта, двумя крыльями охвативший чашу цирка, ощетинился толстыми изломанными плитами сланца, образовав что-то вроде естественного парапета. С левого крутого склона длинным языком сползал трещиноватый ледник.
Плотный слежавшийся снег забил узкую теснину в скалах, и из-под его заледеневшей толщи неслышно отсюда вырывался буйный поток, кипевший среди бараньих лбов и в небольших водопадах.
Дальше виднелось кривое редколесье, а за ним темно-лиловой, почти черной гранью вставал окоем хвойных лесов. В горизонте здесь не было привычной акварельной размытости. Это создавало ощущение прозрачности и глубины. Очертания хребтов, переходы цветов и оттенков воспринимались четко и резко, как на детской аппликации.
— Не люблю оци горы, — вздохнул за спиной Другова старшина. Он отдыхал, по примеру Шония скинув ремень и расстегнув гимнастерку. — Зажало тэбэ, як у том гробу. Ниякого простору душе. — Его коротко подстриженные рыжеватые усы презрительно топорщились. — Ото стэп… Грудь сама дыше!
— Ничего ты не понимаешь, Остапчук! — сказал Костя. — Я в вашей степи чувствую себя маленьким и несчастным. Равнина, она, понимаешь, пугает, как бесконечность. Ночью в небо смотрел, да? Страшно было?
— Страшно? — Остапчук расхохотался громко и искренне. — Страшно… Страшно, колы ведмидь на тэбэ прэ, а у тэбэ колун або полино замисть винтовки. Силаева спытай, вин знае… А нэбо що, там зирки, як свичечки, и мисяць, як той рожок.
— Рожо-ок! — Костя даже сплюнул с досады. — Темный ты человек, Остапчук.
— Но-но, сэржант Шония! — Старшина расправил плечи и даже как-то горделиво избоченился. — Не забывай, с кем говоришь. — Он пощелкал по своей петлице с четырьмя треугольничками. — И ворот застебни. Тоже той… начальник караула, примэр бойцам подаешь…
В этом споре Другов разделял точку зрения
После обеда и короткого отдыха принялись за дело. Радзиевский не спеша обошел нависающую над тропой скалу, то и дело останавливаясь и что-то прикидывая в уме. Он оглаживал скалу ладонью, словно ваятель нетронутую глыбу мрамора, отмечая что-то кусочком сланца на ее шероховатой поверхности.
— Это не гранитная скала, — заметил лейтенант, как бы рассуждая вслух. — Типичный порфирит, тоже крепкий орешек. Наша седловина образовалась из-за того, что сланец гораздо податливее этой породы и больше подвержен разрушению.
Приступив к своим обязанностям, Радзиевский наконец обрел дар речи. Истру молча, с уважением наблюдал за его действиями. В темных глазах командира роты можно было прочесть живое любопытство.
— Взрывчатки хватит? — спросил он осторожно, точно боясь спугнуть мысли сапера.
— Не в этом дело, — ответил Радзиевский. — Скалу надо положить так, чтобы она загородила тропу, легла на первый уступ. Иначе, если махина эта разлетится вдребезги и скатится вниз, работа наша не будет иметь никакого смысла. Все три места, где надо бить камеры для зарядов, я пометил.
Истру собрал весь небольшой отряд:
— Слушай приказ! Лейтенант Радзиевский, Остапчук и Силаев будут долбить ниши в скале. Я и Повод отправимся к балагану. Надо разобрать его и перетаскать сюда бревна из штабеля. Что-то сгодится для блиндажа, что-то на дрова пойдет. Через два часа мы подменим Остапчука и Силаева. — Истру посмотрел на часы: — До захода солнца больше семи часов. За это время Шония и Другов разведают долину на север отсюда. Необходимо найти места, удобные для лесного завала. До этого мы не сможем взорвать скалу. После взрыва лошади в долину не пройдут. Не на себе же тащить весь инструмент. Пойдете налегке. С собой ничего не брать, кроме оружия. Задача ясна?
— Так точно, — вытянулся Шония, эффектно вскинув руку к пилотке. — Разрешите выполнять?
— Другов, возьмите автомат Повода. Если судить по карте, настоящий лес отсюда в десяти-двенадцати километрах. Не забудьте, что в горах быстро темнеет. А впрочем, — махнул рукой Истру, — не мне вас учить, Шония горы знает.
…Пять человек стояли у Вислого камня и смотрели вслед двоим, спускавшимся вниз по узенькой тропке. Они были уже далеко, и фигурки их казались отсюда неправдоподобно маленькими. Пологий северный склон стелил им под ноги пестрое многоцветье альпики, словно бесценный ковер.
— Ну и кто же третий? — спросил начальник штаба, щуря и без того узкие глаза.
Все молчали. Майор вздохнул, передал картонную папку своему помощнику по разведке и отступил на шаг. Капитан Шелест исподлобья взглянул на бойцов:
— Кто-нибудь из вас занимался альпинизмом?
Коротенькая шеренга по-прежнему молчала.
— Стало быть, никто и представления об этом не имеет? — спросил Шелест, и в его глазах с воспаленными веками нельзя было прочесть ничего, кроме смертельной усталости.