Ветер удачи(Повести)
Шрифт:
Сменялись дни и недели. Шли затяжные дожди, грело солнце, случались ветры, грозившие сдуть их с перевала. Иногда, подобно отдаленному грому, докатывалась артиллерийская канонада или, может быть, отголоски жестокой бомбежки.
По ночам гневно ревели олени.
Мороз все чаще серебрил склоны. Днем южная сторона успевала оттаять и даже просохнуть, а на север от седловины снег уже не сходил, и странно смотрелись на нем вечнозеленые листья рододендронов.
Конев так и не вернулся, словно в воду канул.
— Вернется он рано или поздно, — настаивал Кирилл. — Он просто в цейтнот попал, как говорят шахматисты. Натворил глупостей…
— А как не вернется? — допытывался Федя.
— Ну нельзя же так, никому не верить!
— Федя прав в одном, понимаешь, — вмешался Костя. — Слишком дорогой ценой приходится платить за такое доверие.
— Да поймите же вы, — злился Кирилл, — нет такой платы, которая была бы велика за веру в человека.
— Когда из своего кармана платишь, — заметил Федя.
— Я не говорю, что его подослали специально, — продолжал Костя. — Ну допустим, что этот Конев пойдет сдаваться. Положение у него пиковое. С пустыми руками к фрицам идти рискованно, как еще встретят. Надо что-то с собой принести, какие-то сведения, что ли.
— А какие он может принести сведения? — усмехнулся Кирилл. — Что семьдесят один патрон в автоматный диск влазит?
— Зачем смеешься? Он знает, сколько человек в заслоне, — возразил Костя, — где расположен блиндаж, какое у нас оружие.
— Ты даже подсказал ему, где стоят мины, — добавил Федя. — Теперь в случае чего нас, как перепелов, пощелкают…
Кирилл обиделся, вспылил и целый день ни с кем не разговаривал. Первым пошел на мировую Федя. Он просто не мог жить спокойно, когда кто-нибудь из товарищей на него дулся.
Но немцы больше не тревожили бойцов заслона. То ли Правая Эки-Дара вообще не входила в их расчеты, то ли, не имея до сих пор данных о количестве ее защитников, они не решались зря посылать под пули своих солдат, тем более что в планах фашистского командования ей не могла отводиться сколько-нибудь заметная роль.
Острота впечатлений от первой встречи с альпийскими стрелками уже несколько притупилась, и все же эта единственная вылазка немецких разведчиков кое-чему научила ребят. Да и мысли о Коневе держали их в постоянном напряжении. Никто из них теперь не помышлял о прогулках по северному склону, а Шония уже не раздевался перед сном до нижнего белья. К тому же по ночам, когда не грела печь, блиндаж быстро промерзал и на бревенчатых стенах к утру оседал иней.
Дрова они заготавливали по очереди. Складывали метровые швырки у самой тропы на опушке пихтарника.
Первый раз после посещения перевала политруком Ушаковым старшина пришел на десятый день. Он подбросил на вьюках часть дров, оставленных возле тропы. С ним был помощник начальника штаба бравый
Политрук сдержал обещание: дровами они теперь были обеспечены надолго. Но с продовольствием стало куда хуже. В этот раз им привезли одни сухари да манку. Значит, придется сокращать и без того скудный рацион.
— Нормально, вам тут не кирпичи таскать, — небрежно заметил ПНШ. — И так живете, как на курорте. Появись тушенка, все равно в первую очередь отдали б разведчикам. Это они день и ночь на брюхе ползают.
Капитан осмотрел позиции, поинтересовался, где расставлены деревянные противопехотные мины, и проверил состояние оружия. По всему было видно, что придраться ему не к чему.
— Ну а теперь поговорим по-серьезному, — сказал он наконец, устраиваясь на обломке скалы. — Сержант Шония!
Костя молча вскинул руку к виску.
— Скажите, зачем, по-вашему, я инструктировал группу перед выходом на перевал?
— Чтобы группа выполняла инструкции, — дернул плечом Костя.
— Тем не менее инструкций не выполнили. Вы не обезоружили людей, которые пришли к вам из расположения противника, дезертира упустили. Разгильдяи вы!
— У них документы были…
— Документы! — воскликнул капитан и непристойно ругнулся. — Документы могли оказаться липой. Вы никогда не отличили бы фальшивки от подлинного удостоверения. Фрицы на этот счет мастера. Такую тонкость могут установить только в особом отделе.
— Товарищ капитан, — не удержался Другов, — но мы же глаза их видели, там все написано…
Капитан усмехнулся и покачал головой:
— Только теперь вижу, как несерьезно подошли мы к отбору людей на такой ответственный участок. Глаза — это лирика! — почти крикнул он. — Если бы мы могли читать по глазам, незачем было бы держать военных дознавателей. Этих людей вы должны были обезоружить и арестовать до выяснения личности. Тогда бы и Конев не ушел.
Федя топтался, мучился, никак не удавалось высказаться. Даже капитан, заметив это, приумолк выжидательно.
— Вы тогда говорили, — начал Федя, краснея, — что вроде можно поступать по собственному усмотрению… Когда в особых случаях…
— Особого случая не было! — резко оборвал его ПНШ. — Вы понимаете, что я имею право отдать вас под суд военного трибунала. С вас, сержант, как пить дать, посрывают знаки различия и направят в штрафную. И это было бы только справедливо. — Он одернул шинель и поправил на плечах ремни. — Но я воздержусь на первый раз, возьму на себя такую ответственность. Может быть, вы когда-нибудь поймете, что такое особый случай…