Ветер удачи(Повести)
Шрифт:
Номер оказался слишком большим, с высокими лепными потолками, громоздкой и не очень удобной мебелью и двумя кроватями, упрятанными в подобие алькова, отгороженного зеленой портьерой от остального помещения. Огромное окно выходило на Садовое кольцо, где подземный туннель пересекает улицу Горького, и от гула вырывающихся оттуда машин в окнах всю ночь дребезжали стекла.
Святослав Владимирович и Вера Алексеевна не успели расположиться и разобрать вещи, как затрещал телефон. Звонил Миша Башкирцев, теперь уже капитан второго ранга, работающий в Министерстве обороны. Миша предупреждал, что завтра вечером все ребята, «весь наш клан»,
— Крепитесь и будьте фаталистами, — посоветовал он.
На другой день удивленные горничные и дежурная были свидетелями невиданного паломничества в номер на втором этаже. Еще с обеда Колька Крутилин, подчеркнуто грубоватый, хотя все великолепно знали, что за этой грубостью скрывается одинокий и легко ранимый человек, договорился внизу о банкетном зале. Делалось это втайне от Святослава Владимировича и его жены. Колька был тем цементирующим составом, который из разрозненных блоков мог создавать единое монолитное сооружение.
Когда вечером один за другим бывшие ученики стали стекаться в номер Святослава Владимировича, в просторной комнате сразу стало тесно. Многие приходили с цветами для Веры Алексеевны, целовали ей руку. В вестибюле и в лифте это были еще солидные, степенные люди, но здесь ребята быстро преображались.
Колька Крутилин громогласно объявлял о прибытии гостей.
— Марат Бахрамов! Подпольная кличка Машка. Ныне заведующий проблемной лабораторией глубинного бурения. Коллектив под его руководством работает под девизом — задерем мантию! Земли, разумеется…
Едва успевал утихнуть шум взаимных приветствий, как от дверей снова слышалось:
— Леонид Старцев по прозвищу Аристотель. С женой Ириной. Оба работают в ящике. Сыграли в ящик шесть лет тому назад…
Весь стол был завален цветами и сувенирами. Среди прочего на столе Святослава Владимировича лежала долгоиграющая пластинка с автографом певца Рафаэля Багирова — мужа Симочки Овчаренко. На пластинке Рафаэль написал: «Святославу Владимировичу с искренним сожалением, что не удостоился чести быть его учеником».
У Кольки Крутилина ничего не оказалось, чтобы оставить на память. Весь день он был в бегах, организуя банкет. Только случайно, как он сказал, в кармане пальто обнаружил тюбик «Поморина». Не задумываясь, он тут же написал на нем: «Моему любимому учителю. Почистить зубы, когда исполнится 75 лет».
Это вызвало дружный смех. Святослав Владимирович так и не понял, чем, собственно говоря, он вызван.
— Эх, Святослав Владимирович, вы все на свете забыли, — вытирая кулаком слезы, заметил Володя Саенко. — Разве не помните, как он слопал на спор вашу зубную пасту, когда мы были в шлюпочном походе и во время шторма отсиживались там, на косе. Тогда ведь мы подъели все подчистую…
Потом был стол с невероятным количеством экзотических китайских блюд и вполне русских горячительных напитков. Помянули друзей, которые не дожили до этого дня. Был среди них один геолог, летчик и даже инженер парфюмерной фабрики.
И были тосты. Вера Алексеевна, человек крепкий, все же не выдержала и заплакала от благодарности к этим ребятам и от гордости за мужа.
— Дайте слово Вадиму Покровскому, — кричал Козлов, — он всегда любил говорить красиво!
— От слова я не отказываюсь и, кстати, хочу напомнить кое-кому, что говорить красиво — это все-таки
— Послушайте, я протестую! — возвысил голос Святослав Владимирович. — Сегодня не мой юбилей и тем более не мои похороны. К чему все эти высокие слова? И потом я совсем не уверен, что был приличным учителем.
— Не мешайте говорить, вам дадут слово!
— Чудаки, я просто зарабатывал на хлеб. У меня были другие цели.
— Пусть все зарабатывают его так же, как зарабатывали вы. И на земле будет полный порядок. Подумайте, скольких людей вы осыпали золотыми искрами добра и разума, тех непреходящих ценностей, к которым так склонна душа человеческая.
В конце вечера, когда ресторан уже закрывался, к Святославу Владимировичу подошли четверо ребят: Миша Башкирцев, Сергей Трофимов, приехавший из Ленинграда, где после окончания кораблестроительного института работал на Балтийском заводе, Виктор Дементьев — штурман гражданской авиации, и Володя Саенко, занимавший видное положение в Центральном комитете ДОСААФ.
— Тут мальчики стесняются признаться вам кое в чем, — сказал Миша. Он был неотразим в своей морской форме капитана второго ранга, невысокий, с аккуратной русой бородкой. — Дельце уж больно деликатное.
— Ну что ж, выкладывайте.
— Если разрешите, мы на минутку зайдем к вам в номер, когда все закончится, — сказал Сережа. — Вопрос, как говорится, сугубо конфиденциальный.
— Отчего же, милости просим. Можно было бы и без такого пространного вступления.
Прощались в вестибюле долго и шумно. С Романом Святослав Владимирович договорился созвониться на следующий вечер.
С тяжелым сердцем наблюдали ребята, как их бывший учитель уходил от них, опираясь на новенькие костыли, ссутулившись больше обычного, в своем строгом темном костюме, сшитом не по последней моде. Когда дверь лифта закрылась за ним и теми, кто шел провожать его, все почему-то перевели вопрошающий взгляд на Романа Анохина…
По дороге Вера Алексеевна просила:
— Через пять дней мне уезжать. Меня ведь отпустили только на весенние каникулы. Поселок не город, заменить меня некем. Так что вы уж тут не забывайте Святослава Владимировича, когда его положат в больницу.
— О чем вы, Вера Алексеевна? — улыбнулся Саенко.
Стараясь не шуметь, они прошли по длинному коридору. Ковровая дорожка глушила стук костылей.
— Вы догадываетесь, наверное, — начал Сергей, когда они вошли в номер, — что ваша голубая мечта о плавании в одиночку через океан никогда не была для нас секретом, хотя вы и прикладывали к тому немалые усилия.