Ветер в ничто (Стихотворения)
Шрифт:
Запроданное бормотанье Слюнявого рта и пера Не скрасит, увы, ожиданья Спасительного топора.
Завистлив ты был и портачлив, Неряшлив, похабен и лжив. Однако ж сметлив и удачлив По части различных нажив.
Отменная штука капуста В любой из возможных валют. Что ж так тебе горько и пусто, Что ж так ты кромешен и лют.
И верные други, на дроги Прилежно твой гроб возложив, Не скажут, что в Господе Боге Ты вечно покоен и жив.
Бесспорным и щедрым талантом Некролог тебя обзовет. А скольким Барковым и Дантам Успел надломить ты хребет.
Ты станешь - воздастся сторицей Тебе до скончанья веков Чтецом в преисподней столице
17 сентября 1980 года
91.
Ст. Коб.
Я довел себя до точки... Пепел серный, дым и чад. Огненные молоточки В голове моей стучат.
Окрылен, смешон, ничтожен На линованных листах Я пою одно и то же В утомительных стихах.
Ангелочки, тихо рея, Снегом кроют огород. Под настырный лязг хорея Водят рифмы хоровод.
Взявшись за цевье двустволки, Подзываю свистом сон. За каналом воют волки Вразнобой и в унисон.
Сатанинское уменье Рифмовать житейский сор Будит страх, недоуменье, Омерзенье и позор.
Но истершийся до ниток, Как помойное тряпье, Оголтелый недобиток Все вострит перо-копье.
Не умывшись, спозаранку (Что сегодня, что вчера) Протыкаю в небе ранку Грязным кончиком пера.
Не заплачу и не охну, Не приму ничей совет. Поболею, да издохну... Чую, чаю вечный свет.
Костоломная эпоха Воровски из-за угла Идиота-диадоха Приласкала, как смогла.
Пусть зудит утробный зуммер, Что порвалась жизни нить. Я пока еще не умер! Рано жабу хоронить!
От несносной заморочки (Утомлен я, нездоров) Исцелят пилюли-строчки Без рецептов докторов.
Побарахтаюсь... а надо ль? Хлопну дверью... что взамен? Как в лесном овраге падаль, Я валяюсь, супермен.
Обезумевший и жуткий, Выползаю из гнезда. Тучи. Снег... Но в промежутке Вифлеемская звезда.
25 ноября 1983 года
92.
Пленка Волги. Ощипанный бор. Лакированный теплоход. Чебоксары. Введенский собор. Дурно кормленный тихий народ. Пиджаки, шушуны и платки. Джинсы здесь у людей не в чести. Под иконой с лампадкой - лотки Для даров: ведь сюда принести Может каждый, что может, и тут Хлеб и яблоки, сахар и лук. Денег Богу совсем не кладут. Он - не мытарь - защитник и друг. Чуваши по-славянски поют, Вряд ли вдумываясь в смысл слов. Стародавний церковный уют. Обездоленных отчий кров. Заскочил я в собор, турист, На каких-нибудь десять минут. Богородицын взор лучист. Фрески черные: Страшный Суд. Странный день. Четверток. Первый Спас. Иисус со взглядом судьи... Что ж Ты, Господи, их не спас, Это - братья и сестры Твои. Иисусе, во славу Твою Они бьются башкой об пол. После смерти Ты им в раю Предоставишь жилплощадь и стол... Велелепен посмертный венец Бессловесной земной туги. Умоляю Тебя, Отец, В жизни этой им помоги... Хора жалоба не слышна. Взял юродивый свой костыль. Как Россия моя страшна. Человечий серый ковыль.
17 августа 1980 года
93.
Зачем, естествоиспытатель, Ты мнишь, что с Господом - ничья... Просеиваешь, как старатель, Песок научного ручья. Знай, филозоф и математик, Ботаник, химик и теург, Что оловянный ты солдатик, Который вынул Демиург Кипящей лужицей металла Их чрева матери твоей И бросил остывать в Валгаллу Шизофренических идей... Бунтующая протоплазма В сыром галактики углу, Не тщись в словесные миазмы Облечь на Господа хулу. Экстраполируй, неумеха, Естественно-научно смерть. Узришь: от дьявольского смеха На части разлетится твердь. Несчастный раб гниющей плоти, Природы каверзный отброс, Поймешь: надежда лишь в оплоте,
16 сентября 1979 года
94.
Внукам
Я торчу в избе-пенале, Как чернильный карандаш... Воют волки на канале, Полоумный раскардаш.
В пасть кладу печи-толстухе Скользкие охапки дров. Ночью демоны и духи Навещают утлый кров.
Сквозь немытые окошки Вижу дождь и снегопад. Псы блошистые и кошки Колготятся невпопад.
В атмосферной мешанине: То тепло, то снег и лед. Я строчу на пишмашине Дни и ночи напролет.
С жирной важностью гусыни, С обреченностью ножу Тупо думаю о сыне И молитвы возношу.
Дай, Господь, ему стократно То, что Ты не додал мне... Не пойми меня превратно, Я - как бритва - на ремне.
Боже, не бывать мне Крезом, Императором в строю... Пусть мой мальчик хлеборезом Будет в зоне и в раю.
Господи, не будь педантом, Перст простри на молодца, Одари его талантом, Как беспутного отца.
Отче, юноша сгодится, Переборет немоту, Дай ему Твоей водицы Налакаться, как коту.
Опьяни безумным хмелем, Дай избранничества знак... Мы с дитятей перемелем Терпкий Твой и горький злак.
Дай ему любви, покоя... Длани, душу, как врачу... И за это я такое Про Тебя наворочу,
Что слетят ворота ада С густо смазанных петель... Больше ничего не надо. Утро. Обморок. Метель.
13 ноября 1988 года
95.
Д. Л.
Десять лет - ресниц смеженье Шивы. Прежнее - как вишня в сентябре. Десять лет - беззубый и плешивый Я бренчу уныло на домбре Стихотворства, буйства, окаянства. Милая - в рыданьях и в соплях... С тобой в юдоли постоянства, Как с коханой пани юркий лях. Жизнь - такая пакостная штука (Головопроломен пируэт), Но непоправимого кунштюка Все еще не вытворил поэт. Ктесифон - священный город Кеев. Глух свинец начитанных страниц. В государстве пьяниц и лакеев Стерегут засовы у границ. Споловинив жизнь, ушел из мира, Толком ничего не возлюбя. Кособоко сотворил кумира: Праведную, мутную - тебя... Протяни ладонь - булыжник брошу, Вытру слезы, опахну крылом. Улыбнись щербатому Гаврошу. Марш вперед - не думай о былом.
23 декабря 1982 года
96.
Боль становится терпимой. Мозг из глаза не пролей. Тяжко женщине любимой Притворяться Лорелей.
Раздосадован навеки, Жабой плюхнувшись в кювет, Не могу размежить веки, Посмотреть на белый свет.
С хамской спесью Чингизида Глотку рифмами деру... В ветхой мантии Изиды Я проделаю дыру.
Что молчанка, что волчанка Коль такая полоса: Пропадай, моя тачанка, Все четыре колеса.
13 февраля 1983 года
97.
Л. Щ.
С годами прошлое видней, Отчетливей и откровенней. Пишу. Струится рой теней. Витает череда мгновений.
Брутальный привкус новизны Набил оскомину до рвоты. Боюсь полярной белизны Новооткрытого блокнота.
Мои умершие дружки, Мои угасшие подружки... Червонцев звонкие кружки, Обмененные на полушки.
И в чьей-то памяти и я Шутом остался, пьяной рожей, Хоть посвист инобытия Не слухом чуял я, но кожей.
Сомнительный христианин, Обрюзгший юноша конторский, Я обречен катить один Сизифов камень бутафорский.
Филосемит и мизантроп С прилипшей к мясу грязной маской, Рукой ощупываю гроб, Повапленный дешевой краской.