Ветер в сердце

Эфенди Энджи

– Давай-давай. И на месте твоих родителей, я бы хорошенько тебя выпорола.

Хулия оказалась на улице в темноте, хлопая глазами (всё-таки так моргать – это семейная привычка). Определённо, она очутилась в рассказанной истории. Значит этот Антонио Санчес (вот какие потрясения нужны для того, чтобы сходу вспомнить фамилию полуизвестного автора) не сочинил эту историю, она произошла на самом деле. А если всё-таки сочинил? Это же означает, что Хулия теперь в чьей-то фантазии и стоит фантазирующему проснуться, как Хулия развеется вместе с чьим-то сном.

Тут ей пришло в голову, что этот писатель из жандармерии, скорее всего, несколько десятков лет, как мертвецки мёртв. Она схватилась одной рукой за горло, почему-то ей стало сложно дышать.

– Тише, тише, – успокоила она себя. – Если бы это имело хоть какое-то значение, тебя бы здесь не было. Соображай, где ты, если не понимаешь, когда ты.

Вокруг была темнота. На чьём-то дворе заливалась-лаяла собака. Не приходилось сомневаться, что это та самая деревня Какбишьеёзвали. Значит в кабаке, из которого выперли только что Хулию, рассказывал о своей встрече с водяным Эстебан. Нет, стоп, не слишком-то это было похоже на Эстебана, да и толп насмехающихся подростков что-то не видать. Значит это тот первый, Паскуале? Почему Хулия забыла о Паскуале?

В этот момент в ответ на её мысли, дверь кабака распахнулась, и оттуда вышел, пошатываясь, Паскуале. На Хулию он не обратил никакого внимания и побрёл куда-то по улице. В голове Хулии что-то щёлкнуло, и она определила приоритеты. Первый и самый главный – выбраться отсюда. Второй – на всякий пожарный держаться поближе к главным действующим лицам истории, если Паскуале уйдёт достаточно далеко, будет ли трактир всё ещё существовать? На всякий случай стоит принять за рабочую версию, что всё это только фантазия Санчеса. Было бы слишком обидно внезапно раствориться вместе со всей этой улицей.

Она пропустила Паскуале достаточно далеко вперёд, чтобы он не заметил, что она, делая как можно более беззаботный вид, следует за ним. Заводить более близкое знакомство её не тянуло: ни в рассказе дядюшки, ни во внешности Паскуале не было ничего, что позволяло бы думать, что тесные отношения способны ей принести нечто дарующее комфорт и чувство защищённости. Вот зато посмотреть, как его будет утаскивать водяной – дело иное.

Однако, куда бы ни шёл Паскуале, его путь, кажется, лежал не к озеру. Они прошли всю деревню и тут Паскуале стал идти ровнее и много собранней. Кажется, до того алкогольное опьянение он просто изображал. Очень талантливо, но, думается, у него была богатая практика и щедрый опыт.

Они перелезли через забор (светила луна и Хулия видела, куда Паскуале идёт, а тот вроде бы особо и не думал, что кому-то настолько интересна его персона и не проверял слежку). По чьим-то чужим садам и задним дворам они добрались до довольно большого каменного дома. Окна были освещены, и Хулия остановилась, глядя на них. Высокая тень застыла с табуретом в руке – напротив тень поменьше и тоньше. Младший защищается рукой, но в него летит табурет, мальчишка падает, из дома доносится брань. Ещё одна тень бросается наперерез большой, но отлетает

от сильного удара.

Хулия обняла себя за плечи. Всё то время пока продолжалось избиение, она не могла отвести взгляда. Понадобилось всего минут пять, чтобы драка прекратилась. Но это были долгие пять минут. Много дольше, чем экшн-сцены с неубиваемыми героями боевиков. Большой силуэт по разу пнул побеждённых и перешёл к отборной брани. Хулия обвела взглядом двор. Паскуале исчез. Она была уверена, что это дом Мигеля и Эстебана, но что Паскуале тут делает ночью? Она сделала несколько шагов, зацепилась за что-то ногой и полетела вперёд. "Ну, вот и всё", успело мелькнуть у неё в голове. Что именно "всё" она подумать не успела.

Сперва она решила, что всё обошлось только парой царапин. Но когда подняла голову, то увидела, что уже светит солнце. Медленно она стала подниматься, отряхивая колени и пытаясь сообразить можно ли упасть в обморок и пропустить несколько часов так, чтобы это было незаметно. С другой стороны, если она находится в чьей-то фантазии, то особенно придираться к происходящему не стоит. Для фантазии уже хорошо и то, что вокруг всё такое вещественное. Причём до такой степени, что может оставить вполне реальные царапины. А ещё рядом стоял мальчишка.

Мальчишка был примерно её возраста или чуть младше. Он смотрел на Хулию во все глаза. И сперва она подумала, что он потрясён её появлением из ниоткуда.

– Привет, – робко протянула она.

Выражение лица мальчишки не изменилось. Не факт, что его вообще интересовал способ её появления в данном месте в данное конкретное время.

– Ты видела, как кто-то перебирал камни в колодце?

– Чего?

Мальчишка перевёл взгляд куда-то ей под ноги. Невольно она взглянула туда же. Видимо, раньше на этом месте был колодец, но кто-то завалил его камнями.

– Ещё вчера они были все поросшие мхом. А ночью их кто-то перебрал, засыпал новые.

У мальчишки был высокий голос с какими-то плачущими интонациями. Хулия никак не могла понять, почему старый колодец вызвал у парня такой всплеск эмоций и почему стоит смотреть на камни в таком шоке. Ещё мальчишка был очень худ. С большим количеством синяков и кровоподтёков. Высокая тень с табуретом…

– Эстебан?

Мальчишка перевёл взгляд на неё и вдруг глупо хихикнул.

– Мигель.

Хулия вздохнула. Желудок сжался, кажется, она сейчас нарушит все правила, но она должна попытаться.

– Мигель, пожалуйста, это важно. Не надо злить брата и отца тоже. Не надо говорить про водяных и всякую такую муру…

Парень издал ещё один глупый смешок. Потом Мигель упёрся в колени и захохотал. Смеялся он тоже высоко и звук перешёл в рыдания почти сразу. Сквозь странные звуки своей истерики он выдавливал из себя:

– Колодец засыпали заново…

– Мигель!

Хулия успела увидеть фигурку повыше, а потом снова почувствовала, что исчезает. Какой-то невидимый великан словно стирал её ластиком.