Ветер забытых дорог

Тулянская Юлия

Дайк молчал.

– Я вот что думаю, - осторожно добавил Сполох.
– Может, Веледар и приезжал-то не для того, чтобы тебя узнать, а для того, чтобы убедиться - ты сам его не узнаешь?

Дайк вдруг невесело рассмеялся и крепко взял Сполоха за плечо:

– Ума у тебя палата! Только одна беда: я точно знаю, что я не Гойдемир. Так что про Веледара ты выбрось из головы.

Сполох не смеялся и как-то обмяк под рукой Дайка, уронил голову. Дайку стало его от души жаль, но он ничего не сказал, чтобы парень понял - разговор

кончен.

Сполох только раз в жизни видел Гойдемира. Правда, на глазах у Сполоха Дайка как один признали за княжича даргородские дружинники. Уж эти-то должны помнить Гойдемира в лицо! Сполох не мог отделаться от мысли, что Дайк - младший даргородский княжич. Что за чудеса? То не помнит о себе совсем ничего, то вдруг - «я точно знаю, что я не Гойдемир». Стало быть, что-то тут нечисто: что-то все-таки он о себе знает. Кто же опутал его?

Сполох был парень упрямый. Он взял на себя обязательство разгадать эту загадку и, если повезет, вернуть Даргороду Гойдемира.

– Дайк, я с тобой и дальше пойду, - решил он.
– Я с тебя за это лишних денег не возьму. Мне очень хочется мир повидать.

Дайк мотнул головой:

– Не выдумывай! А как же твоя родня?

– Ну, я же не дитя малое, чтобы спрашиваться, - храбро отвечал парень.
– Скоро кто-нибудь из наших приедет сюда на торги, ему и скажут, что я отправился дальше.

– Ты даже не знаешь, куда я иду, - отмахнулся Дайк.

Он брал Сполоха до Хейфьолле, но не говорил ему, куда они с Гвендис собираются потом.

– Какая мне разница?
– простодушно ответил Сполох.
– Я мир хочу поглядеть, мне все равно, с какого конца.

Дайк понял, что ему от Сполоха не отделаться. Да и не было нужды отделываться. Путь впереди лежал дальний, Сполох - хорошая подмога во всех дорожных трудах. Вдобавок Дайк с тревогой думал о Сатре. Кто знает, вдруг небожители до сих пор убивают людей? Дайк хотел, чтобы Гвендис не шла с ним до самой Сатры, а подождала его в последнем человеческом поселении, которое им встретится на пути. Если Гвендис можно будет оставить с надежным, находчивым и смелым парнем, который знает и даргородское, и хельдское наречие, у Дайка будет не так неспокойно на сердце.

А перед самым выходом из Хейфьолле Сполох неожиданно стал просить Дайка нанять в проводники еще и Тьора.

Великан тяжело пережил смерть Льоды и не находил себе места. Воротиться домой в горы без жены Тьору было стыдно: он уже взрослый мужчина. Взять за себя одну из оставшихся дочерей хозяина усадьбы или посвататься к дочке Астольва с мохового мыса… Тьор понимал, что это правильнее всего. Но стоило ему посмотреть на вышивку собственной рубахи - и горло перехватывало, так он тосковал по Льоде. Как тут полюбишь другую, когда перед глазами все она и она?

Тьор со Сполохом едва знали друг друга, но Сполох еще с прошлого года запомнил Льоду и первый спросил о ней. Великан выложил ему все без утайки. В рассказе

Тьора было столько неподдельного горя, что Сполох его пожалел. Они разговорились еще откровеннее. Внезапно Тьор признался, что его все время тянет уйти куда-нибудь, лишь бы подальше от Хейфьолле, за горы, долы и леса.

Тьор скрестил на груди руки, низко опустил голову и затих. Сполох посмотрел на него - его приятель-великан снова стал похож на каменного идола. Сполох протянул руку и слега похлопал его по плечу:

– Ничего, брат, потерпи. Я все улажу.

Тьор шагал впереди кибитки. Великаны не ездят верхом: они слишком тяжелы для лошадей - зато умеют без устали шагать и даже подолгу бежать, не сбивая дыхания. Он был рад, что появились эти путники и взяли его с собой, заставляя уйти подальше от мест, где высокая статная Льода не дожила до их свадьбы.

Спустя несколько недель они обогнули хребет Альтстриккен.

Гвендис с тихим удивлением смотрела на бескрайнюю степь, - ковыль ходил волнами, и не было ни дерева, ни холма, - ничего, что отмечало бы пройденный путь. Позади остались поросшие хвойным лесом отроги Старого хребта, перелески и неширокая, но быстрая и холодная река.

Днем высоко в небе парили птицы, а когда наступала ночь и входила луна, все замирало, только еле шелестел серебристый от лунного света ковыль и звенели кузнечики…

На ночлег остановились у степного ручья. Здесь были валуны и тростник, и когда Дайк с котелком полез за водой, из камышей с шумом вылетела цапля, уже расположившаяся на ночлег. Сполох выпряг из кибитки лошадь. Дайк и Тьор нарубили сухого кустарника для костра. Гвендис достала крупу, копченое мясо и другие припасы, купленные в хельдских поселках, и принялась готовить.

Вокруг вились светящиеся ночные бабочки, опускаясь на рукава ее темно-серого платья и на волосы, заплетенные в косу. «Ночницы», - пояснил Сполох.

Гвендис опустилась на колени на расстеленный плащ и начала разливать по мискам дымящуюся похлебку. На небе уже зажглись звезды, а вокруг костра в ковылях привычно замерцали чьи-то глаза. В первую ночь Гвендис испугалась их:

– Степные волки?

Дайк успокоил ее:

– Ковыльницы. Они похожи на людей и совсем безобидные.

Он помнил степь по своим снам: по ней странствовали Белгест и Дасава в поисках входа в Подземье.

– Вот сейчас я попробую… - пришло в голову Дайку.

Он взял горсть сухих ягод, подошел к границе темноты, поклонился и протянул в руке приношение. В пламени костра мелькнула тонкая рука, и горстки лакомства не стало. Сполох тихо засмеялся.

– Ковыльные девы, - с улыбкой повторил Дайк.
– Это все равно что птице насыпать горсть зерен.

Путники скоро привыкли к ним, как к кузнечикам и мерцающим ночницам. Было странно, как ковыльницы бесшумно ходят среди степной травы: еле-еле колыхнутся стебли - и их уже нету…