Ветер забытых дорог
Шрифт:
– Ты будешь царем?
– спросил Дайк.
Превратившись в Грону, Тимена вправду очень быстро сделался каким-то другим. Он возмужал, и руки стали более мускулистыми, и сам шире в плечах, крепче. И лицо - уже не лицо умирающего от истощения дикаря, а вытянутое, взрослое лицо с резкими скулами, твердым подбородком, худое от внутреннего напряжения и переживаний.
А ведь когда Тимена впервые появился в доме Сияющего, глаза у него часто бывали пустые, а взгляд казался остановившимся. Теперь Тимена стоял, выпрямившись, подняв голову, и казался уверенным в себе.
– Получается, я буду царем, - подтвердил Тимена
– Я буду, как Геденна: устраивать жизнь. Дейяваду не будем пить просто так, а только как лекарство. Рабов и свободных у нас не будет. Будем один народ. Будем работать все вместе. Придет весна - разобьем огороды, понемногу, как будет нужно, выкорчуем заросли, - говорил Тимена.
– Поле тоже будет общее. Начнем охотиться и ловить рыбу, как Сполох научил. Женщины будут ткать. А жить где? Землянок нароем. А потом… Геда говорит, что Тьор учил его строить - а камня кругом много.
– Геда остается?
– с жалостью спросила Гвендис.
– Я думала, он хочет пойти с Тьором…
– Он сказал, что здесь его мать. Здесь убили Адатту… - Тимена замолчал, опустил голову.
– В общем, он остается.
Тьор одобрительно сказал:
– Хорошо. Геда научит вас слушаться своих матерей, как стьямма. Тогда будет порядок.
– Это верно, - подтвердил Сполох.
– Хорошо, что с вами есть женщины. Костер хозяйке Ярвенне не забудьте разжигать! Тогда Вседержитель позволит ей вам явиться или пошлет другого небожителя… или красавицу-небожительницу.
У Тимены слезы подступили к горлу. Он подавил их и с трудом улыбнулся, но выговорить ничего не смог, боялся - задрожит голос. Медленно кивнул.
– Будем праздновать, научимся радоваться… - наконец тихо обещал он, глядя, как на востоке, над Сатрой висит красный шар солнца.
– Собак-то приручите!
– спохватился Сполох, у ног которого сурово сидел Серый.
– Там их полно в зарослях - это не волки, а псы… Я ручаюсь, что Серый все понимает, он умный, почти как человек. Оно и понятно, раз он родом от небесных небожительских псов, - Сполох слыхал это от Дайка и очень гордился Серым.
– Так вы с ними поладьте: договоритесь, гостинца дайте… А потом хорошо бы у Эрхиной бабули лошадей прикупить. У вас тут золота и серебра - как грязи, надо обязательно торговать.
Наконец все напутствия и прощальные слова были сказаны. Тимена помахал рукой и исчез в кустарнике. Гвендис отвернулась. Она не могла сдержать слезы, думая об Итваре и Эйонне и о том, что в Гронасатру они могли бы принести знание и красоту. Много без чего придется обходиться новой Сатре, и она похожа на семечко, которое ветер занес в развалины Стены: или уцепится корнями и прошьет даже камень, или сгинет.
Гвендис села на степную лошадку позади Эрхе-Алтан. На другой лошади ехал Дайк, а Сполох вел ее за оброть, как княжеского коня ведет под уздцы стремянный. На третий день пути Дайк сказал, что собрался с силами и пойдет дальше сам. Гвендис смогла пересесть от Эрхе на освободившуюся лошадь. Кобыла степнячки теперь могла отдохнуть от непривычной ноши.
В степи таял снег, и часто путникам приходилось брести по колена в воде так долго, словно они взялись перейти вброд безбрежное, но мелкое море, из которого торчал спутанный прошлогодний ковыль. Изредка Эрхе удавалось подстрелить птицу, иногда возвращался с задушенным зайцем в зубах грязный и мокрый Серый.
Душа
Но велика ли заслуга - увидать во сне драгоценный камень и выкопать его из земли? Кто бы с этим не справился?
Потом Гвендис сидела с ним по ночам, когда ему снилась Сатра и в очередной раз охватывал страх сойти с ума. Он уцепился за надежду, что его опознают как княжича Гойдемира. Но он лишь получил горький урок, когда нарочно приехавший в Анварден Гойдемиров брат отверг их родство.
Ради него Гвендис покинула дом и отправилась на поиски Сатры, и ради него готова была остаться в этой падшей стране навсегда. Гвендис оделяла его, давала, дарила, а он тратил, терял, упускал. Не только она… Он утратил Итвару, Адатту, Эйонну. Тех, кто поверил в тиреса Дэву. Сберег себя Грона и кое-кто еще - но это не благодаря Дайку.
Талый снег сковывал ноги. Остановку сделать было негде: кругом снег и вода. Эрхе обещала вывести на возвышенность, где будет суше, - там можно передохнуть. Все выбились из сил. Только Дайк за душевной болью не чувствовал усталости тела. Ему казалось, он сыт одним своим горем - он и голода тоже не чувствовал. «Чего я не сделал?
– спрашивал себя Дайк.
– Я и вправду должен был устроить «очистительную неделю» тиресам и стать царем Сатры после погрома? Я Сияющий, и должен был сводить небесный огонь на головы непокорным?.. Неужели в этом-то я и был неправ… Тимена хотел, но не мог этого сделать, а мог - я один…» Эти безысходные мысли подтачивали его душу.
Дайк стал избегать говорить начистоту с Гвендис. Он не хотел, чтобы она по-прежнему утешала, оделяла и одаряла его, потому что не верил в самого себя.
За время пути наступила настоящая весна. Степь ожила, зазеленела, в ночи снова замерцали глазами ковыльниц. В небесах проходили целые караваны птиц, которые возвращались из теплых краев, с зимовки. Словно вставшие из-под земли старинные кочевничьи орды, перекатывались под ветром поля диких тюльпанов и маков.
Добывать пропитание путникам стало легче и спать по ночам - теплее. Но одежда и обувь уже не годились, и усталость мешала измученным людям разделить со степью ее радость. У Дайка выросла борода. У Тьора и Сполоха подбородок еще толком не зарастал, они были слишком молоды.
Однажды утром Эрхе на своей лошадке ускакала вперед, потом вернулась и сказала:
– Скоро в стойбище придем. Меньше, чем половина луны, осталась.
Все с надеждой и нетерпением стали вглядываться в окоем. Но нынче надо было еще дойти до привала.
Эрхе на лошадке поравнялась с шагавшим Сполохом. Рядом с ним трусил Серый. Эрхе нагнулась в седле - косы соскользнули и свесилась с ее плеча:
– Ты возьмешь меня в жены, северянин?
– А как же, - без удивления, уверенно сказал Сполох.
– Ясное дело, возьму.