Ветка
Шрифт:
Торек, продолжавший удерживать тварь, но тоже понявший то, о чем догадалась и я, не причинял той вреда.
– Привет!
– обратился к девочке громко, но мягко, но тоже не добился никакой реакции. Но я уже была к ней гораздо ближе, поэтому схватила за худенькие плечи, аккуратно, стараясь не напугать, хотя вряд ли кто-то еще был на это способен, заставляя остановиться.
– Привет, - я повторила.
– Как тебя зовут?
Она наконец-то посмотрела на меня, но в затуманенных глазах так и не отразилось ни одной мысли.
– Меня зовут Ирина. А моего друга - Торек, - я поняла, что надо говорить. Говорить до тех пор, пока она
– Ты можешь звать меня Ира. Моя мама звала меня Ирочка. А как тебя звала твоя мама?
Ребенок уже снова смотрел в ту сторону, куда шел. Она не пыталась вырваться, просто стояла и ждала, когда препятствие в виде меня исчезнет.
– Давай я угадаю? Настя? Лена? Оля? Алина?
Она не реагировала.
– Ты мне подскажи, а то ведь имен очень много! Олеся? Аня? Юля? Катя? А может, она звала тебя «лапочка» или «солнышко»? Это было бы чудесно! Все мамы называют своих детей «солнышками», ведь правда?
Никаких изменений.
– Знаешь, я тоже долго жила одна. Но потом встретила друга. Хочешь, мы станем и твоими друзьями?
– снова бессмысленная пауза. Она ведь пришла за едой! Может, это поможет?
– У меня есть вкусняшки. Хочешь огурчик? Или печеную картошку? Любишь картошку?
Ничего. Она просто смотрела в сторону караульных, которых становилось все больше. Они были достаточно далеко, чтобы расслышать мой бессмысленный монолог, но с интересом смотрели на происходящее.
– А папа у тебя есть? Вот у меня и папа... был... есть. Он очень хороший и смешной. Твой папа смешной?
Я говорила еще много всякой чепухи, но никакого результата так и не добилась. Почти отчаявшись, решила попробовать накормить ее, поэтому взяла за руку и потащила к машине. Девочка не особо сопротивлялась, просто плелась следом, повинуясь моим усилиям.
Одной рукой открыла дверцу и нашарила оставшуюся после моего ужина холодную картофелину, вложила в маленькую ладонь. Она не выпустила ношу, поднесла ее к лицу и принюхалась. А потом откусила. Сверху кожура была обугленной, поэтому девочка тут же выплюнула ее на землю, сильно поморщившись от горечи. А потом откусила снова. Вот, уже что-то! Я отпустила ее руку, давая возможность сосредоточиться на еде. Что дальше? Банку с соленьями я просто разбила на капоте, не желая тратить время. Она тут же ухватила большой огурец и откусила. Торек не приближался, понимая, что лучше дать мне возможность развивать полученный успех.
Я схватила с заднего сиденья свою куклу - ту самую, благодаря которой и выжила. А у этой девочки все это время не было даже такой поддержки. Возможно, мы опоздали... Но ее лицо наконец-то изменилось. Это была не улыбка, не восхищение, не какая-то выраженная эмоция, а просто глаза едва уловимо расширились. Она выронила недоеденный огурец и потянула руку к игрушке. И получив ее, стала тыкать пальцем в стеклянные зеленые глаза, а потом прижала к себе и тихо замычала.
Не знаю, сколько времени потребуется, чтобы привести в себя это маленькое запуганное существо, но в тот момент я поняла, что рано или поздно мы этого добьемся. Она внутри уже почти умерла от отчаянья, но что-то живое там еще осталось. Девочка, погубившая мир, держи крепче эту куклу. Рассмотри в ней то, что когда-то нашла я.
Много-много часов спустя, когда она уже позволила себя обнять, усадить на колени и гладить по щупленьким плечам, а Торек привязал тварь к ближайшему дереву, я решилась спросить:
– Это твоя мама?
И
– Мама.
– Твоя мама заболела.
– Мама.
А потом она уснула. Я не выпускала ее из объятий, а тварь металась в бессилии неподалеку. Ее мать, давным-давно ставшая тварью, почему-то оставалась рядом. Она бы, безусловно, сожрала ее, если бы могла. Но и уйти так и не сумела. Плохая поддержка для ребенка, но это та самая нить, за которую мы сможем развернуть весь клубок.
Проснувшись, она не попыталась уйти - и это было очередным добрым знаком. Через какое-то время она наконец-то назвала свое имя, а я объясняла, что это просто страшный сон. Что она должна вспомнить синюю веточку, которой загадала желание. И что этот сон прекратится, когда она произнесет нужные слова. На третий день твари удалось вырваться, и она набросилась на меня. Торек успел оттащить, но укус на руке с вырванным куском мяса теперь сильно болел. Я не обращала внимание на мучительное жжение и на свое неотвратимое будущее. Жалеть можно только этого ребенка, а не себя. В этом спасение.
Еще через четыре дня меня бросило в жар. На прощание поцеловала Юленьку и обняла Торека. Он ничего не говорил, просто потрепал большой ладонью по голове, грустно улыбаясь. А потом я побежала в сторону полуразрушенных зданий. Но на сердце ощущалась легкость и никакого страха перед тем, что случится. И неважно, умру ли я сразу или успею испытать невыносимые мучения. Я сделала все, что могла. А Торек завершит начатое.
21 июня. Москва
Я очнулась в холодном поту. Боже... какой страшный сон. До звонка будильника успела сосредоточиться на реальности, и привидевшиеся воспоминания наконец-то начали постепенно покидать голову. Правда, слишком медленно и не окончательно, и это мучило. Подобное снилось не впервые, но каждый раз - будто продолжение истории. Всегда новое, всегда страшное. А сегодня еще и в голове эхом звучал отголосок имени.
– Проснулась уже?
– мама заглянула в мою комнату.
– У тебя последний экзамен завтра?
– Ага, - я ответила хрипло, еще не до конца выкинув из головы неприятные ощущения.
– Мы с папой на дачу. Он опять заладил про этот свой бункер!
– она обреченно махнула рукой.
– А ты готовься тут спокойно к экзамену.
– Хорошо, мам, - в моем сне тоже был бункер. Про него снилось особенно долго. И мне почему-то теперь не хотелось осуждать родителя за этот его бзик.
Полдня слонялась по квартире, не в силах заставить себя сесть за учебники. А потом включила компьютер. Глупость какая! Я это сделаю, чтобы окончательно убедиться в том, что сон останется сном. Данченко Людмилу Ивановну нашла в одной из соцсетей. Мороз по коже. Дочь - Юлия. Фотографии. Я дернулась назад, падая на пол, зажала голову, но не смогла не закричать.
22 июня. Нижний Новгород
Кто-нибудь знает, сколько платят соцработникам? Нет, ну правда, хоть кто-нибудь интересовался этим вопросом? Но при этом все говорят: какая нужная и хорошая профессия! У Марины пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы пересчитать, сколько раз за последний год она хотела уволиться. Но до сих пор продолжала работать. Возможно, из-за искренней признательности в глазах тех стариков, которым приносила лекарства и продукты. Или потому, что кроме Марины у них никого нет.