Ветувьяр

Кейс Сия

— Хуже, чем можно себе вообразить.

— Чего, одноглазая что ли? — Усмехнулся друг.

— Лучше бы одноглазая, — Ланфорд раздраженно повернулся к Робину, — Да я такой дурищи за всю жизнь не встречал!

Память неумолимо возвращалась к тому глупому вечеру, когда он сидел в тесной душной гостиной, замученный мужичок перед ним глушил одну кружку за другой, а его зашуганная доченька бегала туда-сюда с тарелками, мозоля глаза и раздражая одной своей постной миной.

Ланфорд так и не спросил, сколько ей лет, но на вид нельзя

было дать больше шестнадцати — подержаться не за что, поговорить — и то, не о чем! И ведь сидела весь вечер, как глухонемая, еще и глазищи в тарелку опустила. Если что и пискнула за все время, то только “да, папенька”. Нет, Ланфорд, конечно, ожидал, что вешаться ему на шею никто не будет, но в глубине души надеялся, что девица окажется хоть сколько-то приятной.

— Мне подсунули глухонемую скелетину, которая только и может, что глазами хлопать! — Пожаловался он Робину, — Приданого никакого, один отец, и тот — не просыхает! Нет бы хоть жрать готовить умела, так и тут бог обделил!

Временами Ланфорду казалось, что вкус того жесткого пересоленного мяса, которое приходилось буквально заталкивать в глотку, останется с ним навсегда, но потом камарил вспоминал, что такого наказания он вроде бы еще не заслужил.

Хотя… чем он заслужил себе такую невесту?

— Что? Правда глухонемая?

— Нет, — Буркнул Ланфорд, — Просто молчит постоянно.

— А на лицо-то хоть? Что, тоже страшила?

— Да я и не видел толком. Эта деревенщина даже волосы прибрать не додумалась. А как морду вниз опустила, они все и закрыли. Но нет… бледная такая, как чумная.

— Знаешь что, брат, — Выдохнул Робин, — Тебе бы радоваться, что такую невесту Нэриус удружил! Как бы на какой змее женился, так она бы и трепала нервы всю жизнь, а эта рта не откроет — делай, что хочешь!

— Легко тебе говорить… Не тебя заставили разгребать проблемы ордена!

“Быть рукой” — как бы сказал Нэриус. Какая чушь!

Ладно, может быть, Робин и прав — эта дура в его дела нос совать не будет, и то хорошо.

На душе все равно было противно, слова не спешили срываться с языка, и оставшееся ожидание они с Робином провели в молчании. Пара смутно знакомых камарилов никак не желала отдавать свою славу еще кому-то — вот и топтались по арене из стороны в сторону дольше других. Когда они наконец закончили, Ланфорд едва ли не засыпал, из последних сил держа глаза открытыми.

— Эй! Наш выход! — Робин потряс друга за плечо.

Ланфорд сделал вид, что задумался, и стремительно поднялся со скамьи под восторженные крики зрителей. Осталось отмучаться совсем немного, а потом можно будет вдоволь выспаться.

Он шел вслед за Робином, опустив глаза на носки сапог. Над ареной разносились какие-то скандирования и аплодисменты, казалось, зрителей стало в два раза больше, чем вначале. С непривычки эти крики могли бы оглушить, но Ланфорд не был новичком на подобных церемониях уже лет шесть.

Нового камарила для поездки в Кирацию

выбирали каждый год. Делал это верховный совет ордена, но для оглашения имени всегда проводили подобное действо, в котором орден показывал, каких виртуозных бойцов он способен подготовить. Другое дело, что уже двадцать лет подряд все камарилы возвращались домой ни с чем — последней жертвой на счету ордена был Эрвин Кастиллон — король Кирации. Убить этого змея вместе с его не менее изворотливым ветувьяром удалось попытки с десятой, после чего в его королевстве началась едва ли не смута, которую монаршему сыночку каким-то чудом удалось сдержать.

Ветувьяры живут в два раза дольше обычных людей, так что надеяться на то, что кирацийский король в скором времени покинет этот мир от старости и бездетным, не приходилось — сейчас ему, как и его рыжему адмиралу, должно быть не больше тридцати, а его сестре и того меньше.

Слушая скрип песка под ногами, Ланфорд поднял глаза на королевскую ложу и заметил на себе пристальный монарший взгляд. Королева все так же казалась утомленной, принц — нервным, но король наблюдал за ним со всем вниманием. Что ж, разочаровывать его Ланфорд не собирался.

— Ты чего рассеянный такой? Ну-ка, соберись! — Напомнил о себе Робин, уже стоящий с мечом напротив Ланфорда.

И правда, пора прекращать думать о королях и обо всякой дряни. Бой — тем более, с другом — это всегда хорошо. Ты чувствуешь его, он — тебя, и вот уже получается что-то по-настоящему зрелищное.

Ланфорд отбросил подальше все ненужные мысли и вытащил из ножен меч. Вообще-то, камарилы владели почти всем известным оружием, но на церемониях принято было сражаться именно на мечах — в угоду красоте и зрелищности. Под ногами зашуршал побеспокоенный песок, зал замер в ожидании — раздался голос ведущего церемонию церковника, и бой начался.

Робин всегда бросался в атаку первым, Ланфорд спокойно ему это позволял — зачем лишний раз красоваться, если все равно одержишь победу? Камарил с легкостью парировал удар друга и ответил изящным вывертом. Не будь у него в руках меча, это движение напомнило бы танец, впрочем, танцевать Ланфорд тоже любил.

Зрители взрывались аплодисментами после каждой завершенной атаки, Ланфорду это нравилось, но не более того — настоящее мастерство камарила проявляется не здесь, а в Кирации, когда под твоим клинком умирает двуликий демон.

Ланфорд отражал атаки, загонял Робина в угол, ходил вокруг него и уверенно приближался к победе, но все это время он не переставал думать о ветувьярах. Вот что значит усталость — обычно ему с легкостью удавалось отгонять навязчивые мысли и думать только о настоящем моменте. Благо, это никак не влияло на меч в его руке — все движения были точны и стремительны, и вот уже голос церковника на всю арену сообщает о его победе, а Ланфорд все еще его не слышит.

Он должен поговорить с Биркиттом. И чем скорее, тем лучше.