Ветвь оливы

Космолинская Вера Петровна

Глаза Мишеля стали круглыми как блюдца. Потом он моргнул и стал вдруг выглядеть как обычно.

— Что-то из другого места и времени проникло в наш мир? И мы вчера боролись именно с ним?

— Браво, Мишель!

— А как вы об этом узнали?

— С нами, скажем так, поделились знаниями. Объяснить, как это произошло, мы не сможем, даже если захотим.

Диана в стороне сделала вид, что беззвучно аплодирует.

— Поделились? А!.. — Мишель соображал быстро. — Поэтому вы теперь можете драться сразу с дюжиной, а госпожа так искусна во врачевании?..

Диана нахмурилась, уперев руки в боки.

«Не только во врачевании!» — с радостью заявила бы она, если бы хотела погрязать в этом безумном разговоре.

— Да, — я приподнял брови. — В частности. Только затем, чтобы это остановить.

— Понятно… — вид у Мишеля был ошарашенный, но не слишком. Возможно, на какую-то четверть он подозревал, что я его просто разыгрываю, это его бы тоже успокоило. — Что ж, хорошо, тогда я… — он вопросительно оглянулся на Диану.

— Мой брат вне опасности, — подтвердила она. — И в следующий раз ты можешь убедиться в этом сам. Но иногда нам нужно время переговорить в стороне от чужих ушей. Не думай, что ты не нужен, мы только хотим оградить от опасности как можно больше людей. И еще — я не всегда смогу быть рядом с ним. Ты ему еще понадобишься.

Мишель серьезно кивнул:

— Конечно, ваша милость!

— Вот и прекрасно, Мишель. Я должен поблагодарить тебя за то, что было ночью. Ты прекрасно сработал, особенно у дома адмирала!

Мишель искренне улыбнулся, почти лукаво сверкнул глазами, немного поплясал на месте, еще раз поклонился и выскользнул за дверь.

— Какого гомункулуса?!.. — раздалось оттуда через минуту. Дверь снова распахнулась, Мишель вскочил в комнату, закрыл дверь и, запыхавшись, прикрыл ее спиной.

— О боже мой… я забыл! Сержант Фортингем! Он желает видеть вас. Что мне ему сказать? — немного ошалев от всего происходящего, вел он себя потешно.

— Фортингем?.. — И похоже, не в настроении, судя по рыку за дверью. Ночью мы с ним оказались на одной стороне. Но друзьями мы не были никогда. Интересно, зачем это он пожаловал? Я поймал тревожный взгляд сестры. Но может быть, это известие, которого мы давно ждем? — Впусти его, — сказал я решительно.

Мишель открыл дверь, за которой преданный было забвению гость шумно переминался с ноги на ногу и сопел, верно, обдирая ненароком плечами стены в коридоре.

Диана чинно отошла за столбик кровати. Мишель остался в дверях, на всякий случай сверля затылок сержанта подозрительным взглядом, а Фортингем, бряцая амуницией, протопал на середину комнаты и остановился как вкопанный, озадаченно ощетинив усы и вытаращив глаза, будто у него кончился завод. Я поглядел на него выжидающе. Заодно прикидывая в уме сто один способ убить неосторожно подошедшего сукиного сына подушкой, если окажется часом, что это не мирный визит.

— Прекрасное утро, — приветствовал я, запоздало вспомнив, что вообще-то, давно уже день.

— Кхм! — энергично каркнул Фортингем, выразив одновременно согласие и сомнение, с отчетливым скрипом поклонился Диане, и как будто задумался, зачем он вообще явился. — Вот что… Утро, — снова некстати вставил Фортингем. — Гхм, — еще раз попробовал голос, проверив, не застряло ли у него чего-нибудь в горле. — Должен признать, между нами были некоторые разногласия.

— Э… верно, — осторожно признал я.

— Гхм!.. Думаю, имело место

некоторое непонимание…

Я вопросительно поднял брови:

— А… вот как?

— Да… Да! — повторил он, уверенно рыкнув.

— А…

— Так вот. — Фортингем сделал последний шаг вперед и резко протянул руку. — Забудем старое? — спросил он хрипло, и на последней ноте его голос сел.

Я подавил рефлекторно-насмешливое желание спросить его: «не правда ли чудесен мир, сотворенный Господом?» В конце концов, я никогда не относился к нашей вражде серьезно. А теперь, для разнообразия, похоже, не относился и он. Стоило ли вести себя при этом как последняя сволочь?

— Хорошо… Почему бы нет. Конечно, — я изумленно оглядел его зависшую рядом угловатую и узловатую кисть, похожую на диковинный древесный корень, и пожал ее здоровой рукой. — Вы прибыли вчера… очень вовремя, — дипломатичное замечание, учитывая, что я думал об этом на самом деле, но это были мои проблемы.

— Уф! — исторг из себя Фортингем с заметным облегчением и даже довольно надулся в ответ на «вовремя», гордо зарумянившись и закрутив ус, чертовски напоминавший жесткую черную проволоку. Будь он покрыт радужными перьями как павлин, они бы распушились и начали вовсю переливаться… Зря я подумал про радугу, сразу вспомнилось, какого теперь цвета моя рука под повязкой. Впору пугать слабонервных.

— Гхм! — громогласно завершил обращение в павлина Форттингем и снова откашлялся, топчась на месте. — Вы его все-таки прищучили, мерзавца! А я-то грешным делом думал, вы того же поля ягода что он, а что от вас пока покойников поменьше, так только по молодости, а как в силу войдете… — Фортингем душевно понизил голос. — Так ведь вошли уж! Куда больше? А все ж не то. И славно. Славно, скажу я вам! Туда ему и дорога! — он еще раз хорошенько тряхнул мою руку, так что у меня слегка клацнули зубы, наконец отпустил ее, расшаркался и изобразил что-то вроде реверанса, повернувшись к Диане.

— Мм, скажите-ка, Фортингем! — переведя дух, я поймал его если не на слове, то на неожиданном дружелюбии. — Есть какие-нибудь известия из Лувра, и о том, что происходит сейчас в городе?

— Есть разумеется! — Фортингем воодушевленно воздел мохнатые брови. — Мы давим этих гадов! Знать бы еще, откуда они взялись. Это определенно заговор! — Экая проницательность. — Говорят, они пытались проникнуть в Лувр и похитить или убить короля и его братьев! Какая возмутительная наглость!..

— Чудовищная! — посочувствовал я. — Но никто не пострадал?

— Нет, хвала Господу! Хотя они и проникали тайными ходами! Король, слышно, немного занемог от таких волнений. Но теперь-то внезапность потеряна, и кто бы за этим ни стоял, ему трудно будет скрыться!

То есть, все еще ничего определенного, кроме одного — король занемог. Значило ли это, что он все-таки отведал адской смирны? На самом деле, не исключено, что он даже мертв. Пока ясно только, что он сам и был одним из заговорщиков. Но на каких условиях? Может, узнав об «истинных целях» своих соратников он и впрямь занемог от волнения — не исключено. Или огорчился, что его цель не достигнута, если исходил из иллюзии, что все это затеяно исключительно для укрепления его собственной власти в ущерб другим главам всех существующих партий.