Ветви Ихуа
Шрифт:
— Да, я читал об этом, сэр.
— Следовательно, мы с тобой из одного теста, Пэш. Верно? Мы оба — потомки сверхчеловека. Как тебе это? Чувствуешь в себе божественное начало?
— Я пытаюсь, сэр.
Ханаран неожиданно топнул ногой.
— Все, проваливай! Уходи прочь, чтобы я тебя не видел! И пусть ко мне немедленно приведут ту женщину, что была с этим бигемом.
Руна сидела на своей кушетке и печально разглядывала соседку.
За эти восемь дней, что она пробыла в карантине после выписки из лазарета, они перекинулись лишь несколькими фразами.
Руне собеседование не грозило. Ей сказали, что она автоматически зачислена в женскую группу второго хозяйственного цеха — к хлебоделам. До этого с ней подолгу беседовали, она рассказывала следователям в черной форме, как они с Сигурдом попали в город, о том, что там увидели. Ее тестировали, подробно расспрашивали о Сигурде, заставляли рисовать терракотеров, с ее персоля переписали всю информацию, которая там была. Она как могла подробно обо всем рассказала, и, наконец, ее оставили в покое, пообещав, что скоро дадут жилье и работу.
Одно Руна усвоила хорошо: раз Поселение может позволить себе содержать весь этот карантин, в котором запросто уместилась бы пара сотен человек, значит, дела с производством пищи у них идут неплохо.
Она понимала, что должна благодарить судьбу за уютное местечко, тем более что здешняя технология была родственна той, которая применялась в их общине — Руна успела выяснить это. Ах, что бы с ней было, если бы не Сигурд?..
Она не видела его с тех пор, как в предрассветных сумерках они пытались обогнуть одну из скал южнее Западного Перевала. Что было потом — она не помнила. «Ретроградная амнезия», — объяснил доктор, который лечил ее в лазарете.
Руна выспрашивала о Сигурде у доктора, у санитаров, у господина Яглома, что беседовал с ней через час после того, как она очнулась, у господина Маре — красавца-офицера, заходившего пару раз за эти три дня. Они разводили руками и говорили, что всему свое время, и если высшее руководство сочтет нужным, то встречу им устроят. Только Поль Маре добавил к этому, что выжила она благодаря тому необыкновенному бигему, и что бигем, должно быть, в самом деле человек уникальный, и для многих важных шишек Поселения он представляет исключительный интерес. «А когда же я его увижу?» — поинтересовалась она. «Вполне возможно, что в недалеком будущем господин Дзендзель сам сможет решать, нужна ли ему эта встреча», — ответил господин Маре с любезной улыбкой и посоветовал не строить особых планов насчет Сигурда.
Она спрашивала и насчет своего брата Серена, который собирался попасть в Большое Поселение со своим сверхпрочным стеклом, но и по поводу Серена она не получила вразумительного ответа.
Руна впала в уныние и пребывала в этом состоянии уже третий день, и, когда вошел охранник и сказал, что ее вызывают к Верховному, она не сразу поняла, какой высокой чести ее удостоили.
По пути до нее дошло, что ее в самом деле ведут к господину Ханарану: она не раз слышала, что это мудрейший, сильнейший, опытнейший человек в общине, и от одного его слова может зависеть
Перед тем, как ввести ее в кабинет, охранник предупредил, чтобы во время беседы она стояла неподвижно, и чтобы имела в виду: за ее пульсом, давлением и мозговыми ритмами будут наблюдать через персоль. В случае если она решит предпринять неожиданное действие, ее просто выключат. Она не сомневалась в том, что это им под силу. Получив такое малоприятное предупреждение, Руна вошла. Она оторопела, увидев сухощавого старика в очках и с седой бородкой. Старик бревном лежал на диване.
— Праны хочешь? — спросил он, повернувшись к ней. Он был морщинист, лицо его покрывали красные пранные пятна. Брови и корни усов казались темнее, чем остальные волосы, точно ему случилось, раздувая костер, немного их подкоптить. Глаза за выпуклыми линзами были пустыми.
— Нет, спасибо, — сказала она, чувствуя, как по телу струится дрожь.
— Сядь в ногах, — велел старик.
Памятуя слова охранника, Руна осталась неподвижной. Она с испугом глядела на Ханарана, не зная, что ей делать — оправдываться или молчать.
— Тебе там, за дверью, приказали: стой, где стоишь, и все же если я говорю тебе: «Сядь!» — это значит, что ты обязана выполнить.
Она нерешительно двинулась к дивану, ожидая в любую минуту электрического разряда или чего-нибудь в этом роде.
— Да не бойся ты, не то я начну сомневаться, что ты впрямь жила среди терракотеров.
Она с опаской оглянулась на дверь, затем подошла к дивану и села там, где указал Ханаран.
— Выглядишь ты совсем молодо, — сказал он. — Трахалась с ним?
Руна уставилась в пол из полированного мрамора.
— Верно, он тебя должен был разодрать, этот гигант, — фыркнул старик, поднимая голову и пристально глядя ей на живот. — Ну-ка разденься. Хочу посмотреть, цела ли ты.
— Господин… — умоляюще пробормотала Руна. — Прошу вас…
Старик слегка толкнул ее ногой, и она замолчала.
— Посмотрите на нее: приползла под защиту и думает условия ставить, — сказал он безразличным тоном. — Снимай все.
Его спокойствие напугало Руну еще больше, — она встала и принялась стягивать с себя то, что на ней было — легкие матерчатые боты, куртку со штанами, выданными в карантине, комбинацию, которую носила в городе, лифчик… В конце концов на ней осталась только персоль.
— Каков шрам! Совсем свежий. Кто тебя так?
— Это случайность, сэр… когда мы с Сигом бежали с Шедара…
— Ага, случайность… ври больше. Ну-ка спиной… теперь лицом… Руки подыми… и вторую… да не прикрывайся! Теперь ногу… левую. Ладно, ступай. Там на столе, возьми капсулу в чашке. Съешь ее.
— Пожалуйста, не заставляйте меня, господин, — попыталась упрашивать она, но Ханаран не ответил, он смотрел на нее холодным взглядом.
«Хуже болгарских гангстеров…» — вспомнила она слова Сигурда. Для нее это сравнение было бессмысленным, но что-то зыбкое вдруг объединило ее с людьми призрачной Федерации, которых она едва знала…