Вейн
Шрифт:
– Ном? Фамери? – спросил гран-обгер.
Егор понял, но дождался, когда женщина перевела:
– Имя? Фамилия?
– Сержик Ладанавель.
Новый вопрос, сначала на зейденском, потом на пшелесском:
– Ты местный?
Скажешь «да», велят назвать адрес и проверят. Егор мотнул головой:
– Нет, я из Лучевска.
– Как оказался тут?
– Приехал крепость посмотреть, ну, перед самой войной. Пошел, а там стрелять начали. Меня зацепило. Не сильно, смог до шоссе добраться. Деревенские подобрали. Как подлечили, я в город подался, думал, попутку какую
– Куда был ранен?
– Под лопатку.
Гера дернул его к себе и задрал футболку, вытянув ткань из-под связанных рук.
– Как называется деревня? У кого ты жил?
Точно куклу, Егора повернули обратно к столу.
– Не скажу. Вы их тоже арестуете, а за что?
Гран-обгер хлопнул ладонью по столу и заорал. Женщина перевела спокойно:
– Ты все врешь. Ты партизан. Твой отец бандит. Ты был ранен возле железной дороги.
Перед глазами вдруг оказалась фотография – толстый выхватил ее откуда-то и сунул в лицо. Егор узнал сразу: увеличенная с военного билета.
– Это – твой отец. Тебя зовут Егор Натадинель.
– Нет! Сержик!
Гран-обгер откинулся на спинку стула и махнул толстому. Тот вышел, толкнув Егора.
Переводчица равнодушно смотрела перед собой. Переминался с ноги на ногу Гера. За окном ослепительно сияло солнце. Виднелись улица и дощатый забор по ту сторону дороги. По забору шла кошка. Егор тронул языком разбитую губу. Как же глупо он попался!
Послышались шаги, толстый рыкнул:
– Встань сюда.
Егор повернул голову – и еле сдержался, чтобы не выдать себя. Талка! Похудевшая, в старых шароварах и блузе с закатанными рукавами – на коже темнели капельки грязной воды. Из-под плотно повязанной косынки не выбивалось ни единой рыжей прядки.
– Знаешь его? – тускло спросила переводчица.
Девочка посмотрела на Егора в упор. Ресницы у нее дрогнули.
– Как его зовут?
«Талка! – беззвучно крикнул Егор. – Ну, ты дочь же офицера!»
– Почему ты молчишь? Разве не узнаешь сына подполковника Натадинеля?
– Нет. Я не была с ним знакома.
Даже дыхание перевести нельзя. «Спасибо, Талка!»
– Врешь! – крикнул гран-обгер по-пшелесски.
Девочка вздрогнула.
Дверь за ее спиной открылась, и через порог шагнула Тамира Вазгуровна. Талкина мать вытирала руки о фартук и испуганно смотрела на дочь.
– У мальчишек своя компания, у нас своя, – громко сказала Талка. – Я не интересовалась сыном подполковника. И его, – кивнула на арестованного, – в первый раз вижу.
– Я же говорил! – выкрикнул Егор. – Меня зовут Сержик!
Толстый хлестнул его по лицу. Из разбитой губы снова закапало.
По знаку гран-обгера Тамиру вытолкнули к столу.
– Ты узнаешь его?
– Да мало ли мальчишек бегает!
– Ты учительница.
– Ну и что? У меня в классе его не было.
Толстяк качнулся вперед и ударил женщину по щеке раскрытой ладонью. Талка зажмурилась.
– Это – сын подполковника Натадинеля! Так?
– Откуда мне знать! – со слезами крикнула Карагарлицкая. –
Егор вспомнил, как его мама и Тамира ползали по полу, раскладывая выкройки. Хихикали, точно девчонки. И Талка, зашедшая за матерью, смотрела на них удивленно.
– Уведите.
Снова ждал в коридоре, теперь караулил Гера. Патрульный злился: влепил подзатыльник и сесть не разрешил. Егор привалился к стене, стараясь расслабить перетянутые ремнем руки. От запоздалого страха пересохло во рту. Поверили или нет?
Талка домывала пол, с грохотом переставляя ведро все ближе к Егору. Грязь с обшарпанных досок отходила плохо, и девочка запыхалась. Сползла косынка, открыв рыжую косу, сколотую на затылке. Егор следил, как движутся Талкины руки. Очень хотелось, чтобы она успела прежде, чем вызовут снова.
Ведро опустилось рядом с кроссовками, плеснуло водой. Талка посмотрела снизу вверх. Под глазами у нее залегли темные круги, губы обметало, и только золотой пух по-прежнему вился у висков. От стыда Егора затошнило. Досталось ей, пока он по другим мирам кантовался.
– Подвинься.
Шагнул на чистый пол.
Талка медленно водила тряпкой. Егору было видно ее спину, рыжий затылок и полоску шеи между сбившейся косынкой и вырезом блузы.
Застучали каблуки, перебивая глухой топот сапог. Между Егором и Талкой прошла женщина в цветастом платье и скрылась в кабинете. В коридоре повис сладковатый аромат духов.
Девочка выпрямилась, тщательно вытерла о штаны руки и вытащила из волос шпильку. Пушистая коса развернулась, Талка подхватила ее и начала заматывать в узел. Глянула искоса на Егора: «Как ты? Откуда? Что теперь будет?!» Егор медленно опустил ресницы: «Ничего, выпутаюсь».
Талка сунула шпильку в пучок и снова наклонилась к ведру.
– Заводи!
Егор сглотнул – в горле царапнуло, заставив кашлянуть.
Надушенная женщина сидела перед столом, нервно покачивая ногой в красной туфельке. Руки ее беспрестанно двигались: то положат на колени сумочку, то перевернут ее, то проверят замочек.
– Ихн?
Женщина склонила белокурую голову к плечу и посмотрела на мальчишку.
– Вроде похож, – сказала неуверенно по-пшелесски. – Темно-русый, и рост подходящий.
Гран-обгер быстро заговорил через переводчицу:
– Меня не интересует, похож или нет. Говори точно: он?
Женщина оставила сумочку и прижала руки к груди. Густо накрашенные глаза округлились.
– Но я же не рассматривала, господин гран-обгер! На что мне мальчишка-то? Ну, жили б они тут подольше, может, запомнила бы, а так? Ошибусь, с меня же и спросите.
Гран-обгер раздраженно отмахнулся, и женщина ушла, мазнув Егора по колену платьем. Он узнал ее по жесту и жалобному голосу: «Ну что я сделаю, если с базы не присылают?» Гарнизонная буфетчица Мрица. Мальчишками она действительно не интересовалась, а те поглядывали на нее тайком. Слухи про Мрицу ходили определенного толка, и нет-нет, да являлась она в таких снах, что наутро и вспомнить стыдно, и забывать не хочется.