Вежливость королев

Первухина Надежда Валентиновна

— Какая мерзость!

— Вовсе нет. Просто политика. К тому же освященная вековыми традициями Тарсийского Ожерелья.

— Не понимаю. Герцог, ведь ты высокороден?

Рено усмехнулся:

— Наш род древнее камней, что покоятся в основании Тарсийских островов. Но что это меняет?

— Как?! Стань королем сам!

— Чушь. Нет, Уильям, мне нужно не это. От тебя — нужно не это.

— Так что же, наконец?!

Герцог растянул по столу свиток, стараясь, чтобы старая бумага не поломалась:

— Вот она. Твоя идея о зеркалах. Твоя Система Окон. Помнишь о ней?

— Еще бы!

— Ты сможешь сделать так, чтобы твоя Система… действовала? Чтобы в наш мир через Окно явилась

другая Абигейл?

Невидимка молчал.

— Тебе это не под силу, ученый? — с тоской спросил герцог.

— Я могу это сделать. — Невидимые пальцы принялись аккуратно сворачивать бесценный свиток.

— Так принимайся же за работу! Я предоставлю в твое распоряжение все, что угодно! Только пусть…

— А зачем мне это нужно? — огорошил герцога Уильям.

— То есть как?!

— Это не моя страна. К тому же это дрянная страна, где все идет навыворот, потому что никто не удосуживается делать все так, как надо.

— А ты знаешь, как надо? — беззвучно задал вопрос герцог, но Уильям его не слышал, поглощенный своей речью:

— Вежливость королев! На самом деле истинная вежливость королев — это умение не совать свой нос в государственные дела! А ваши королевы мало того что превратили когда-то могущественное государство в жалкую страну, так еще и сами превратились в… Нет, я, конечно, уважаю женщин как вид, но проводить столь сложный эксперимент ради той…

— Не ради той. Ради страны. Впрочем, насчет страны ты уже высказался.

— Совершенно верно. Тарсийское Ожерелье сгноило меня на каторге! По приказу королевы!

Герцог хрустнул пальцами.

— В таком случае, Уильям Магнус Гогейтис, я, герцог Рено, прошу тебя сделать это ради того человека, который вытащил тебя с каторги. Приютил в своем замке. Дал новую возможность жить и творить.

Невидимка словно всхлипнул. Но это, видимо, показалось герцогу.

— Хорошо, созерен, — сказал Гогейтис — Ради вас я сделаю это. Но учтите Система Окон — это всего лишь теория. На практике я ее даже не успел проверить, сами понимаете, не тот был момент! И потому могут быть… сложности. Даже опасные сложности. Вместо отражения королевы Абигейл в наш мир может прийти совершенно не та женщина!

— Это ничего. Ты, главное, делай. Сделай это, гламур тебя раздери!!!

Гогейтис стукнул кулаком по столу и расхохотался:

— Да будет так, мой созерен! А после нас — хоть засуха!

И в этот вечер Принятого Решения герцог Рено и ученый маг Уильям Гогейтис бессовестно напились, как последние бродяги. И пили они драгоценное герцогское вино как простую воду, и пели похабные песни, и орали на весь замок, и пугали ошалевших от приставаний невидимки визжащих служанок, и горько, по-мужски, плакали, и весело, опять же по-мужски, братались, давая друг другу клятвы рыцарской верности… Потому что с завтрашнего дня Уильям Гогейтис начинал работу с Системой Окон. И в его пьяном мозгу прочно засела просьба пьяного же герцога:

— Ты это… выташши не онну бабу. А ешшшо онну. Пуссь будит эта, как ты гов'рил… О! Ре-зерв-ная копия!

* * *

— Начали.

Приказ, сухо и буднично прозвучавший в тишине громадного тренировочного зала, привел в мгновенное движение двадцать четыре рапиры. Звон клинков, дыхание боя, азартные выкрики бойцов — все это было знакомо старому залу, выдержанному в строгом и изысканном черно-белом стиле. Сквозь высокие, узкие, будто лезвия мечей, окна, окруженные причудливым узором переплетенных бронзовых линий, в зал пробирались робкие лучи осеннего Белого солнца. Однако, когда солнечный луч касался ни на минуту не прекращавших движение клинков,

казалось, что в зале вспыхивают маленькие молнии: быстрые, беспощадные и всегда разящие прямо в цель.

Стены тренировочного зала украшали вышитые серебряной нитью, черным стеклярусом и речным жемчугом старинные портреты лучших бойцов Монохроммы. Монохромма была маленькой страной, против которой вечно ополчались более крупные и сильные соседи. Но размер страны не имеет значения, если у ее жителей главной национальной чертой являются гордость и желание победить супостатов любой ценой. Поэтому военному делу в этой стране учили с младых ногтей и надлежащим образом.

Двадцать четыре бойца выкладывались в сражении вовсю, словно сегодня была не обычная ежедневная учебная тренировка, а Критериум, где строгость судей и безжалостность зрителей не делали скидок на то, что бойцам нет еще и тринадцати лет, что рука, стиснувшая благородное оружие, может дрогнуть в самый неподходящий момент, тем самым губя репутацию, круша надежды и приводя в отчаяние юного воина. В бою не существовало скидок на возраст, пол или происхождение. Перед оружием все были равны. И потому двадцать четыре бойца считали, что сделали свой выбор и поэтому не имели права жаловаться на синяки, вывихнутые плечи или разбитые коленки. Они недаром стремились сейчас продемонстрировать все, на что способны, поскольку сегодня тренировку у них вели не простые менторы, а сама архелая, чьи серые глаза обладали уникальной способностью подмечать любую ошибку в атаке или неправильно проведенный прием.

Архелая (то есть начальница) Кириена Суорд стояла на небольшом возвышении посреди зала, а вокруг нее мелькали клинки. Казалось, невозможно было разобрать что-либо в этакой каше, но юные бойцы то и дело слышали реплики, свидетельствующие о том, что за боем каждой пары ведется пристальное и постоянное наблюдение:

— Дени, опять слабо провел атаку слева!

— Я правша с рождения, — отвечал на это из-под маски взмокший Дени и вновь кидался в бой.

— Ложная атака, Гаральф? Красиво. Растешь, малыш!

— Подтянись, княжна Эландрина, ты сейчас фехтуешь, а не вышиваешь! Резче работай кистью! От твоего умения фехтовать зависит, как скоро ты найдешь себе достойного жениха!

— Родители об этом позаботятся, — кошкой шипела верткая Эландрина, но махала клинком без устали.

— Поменялись местами! Вам осталось всего четверть часа.

Когда время тренировки истекло и бойцы устало опустили рапиры, сняли маски, вытерли пот и выстроились в шеренгу перед архелаей, Кириена Суорд сошла со своего возвышения и подошла к будущим защитникам Монохроммы:

— Хорошо. Вы отлично работаете, подопечные. Из вас выйдет толк. Передайте ментору Сигеллу, что я приняла у вас зачет. Можете быть свободны.

Зал снова стал тихим, будто погребальный дворец, едва его покинула толпа весело гомонящих бойцов. Посреди глубокой тишины стояла женщина с волосами цвета пепла с серебром и фигурой стройной, как рапира. Женщина отчего-то вздохнула и тихонько принялась обходить зал, еще хранящий запахи боя. Мимоходом смахнула несуществующую пыль с двух облезлых тренировочных чучел, ласково, как касаются редкостных цветов, коснулась букета рапир, тонко зазвеневшего под ее невесомой ладонью. Наконец женщина приблизилась к большому, в полстены, зеркалу, перед которым отрабатывались одиночные атаки и боевые позиции. Зеркало беспристрастно отразило архелаю, облаченную в серое длинное платье с черной накидкой сверху. Кириена поправила прическу: вечно эта седая серебристая прядь выбивается спереди и портит весь ее строгий аскетический вид. При этом цвет глаз наставницы юных бойцов приобрел странный оттенок грозового неба…