Везунчик
Шрифт:
Выбрал небольшую лужу, сполоснул одежду от болотной грязи, умылся сам, и только после этого подумал о ночлеге. Надергал мха, постелил его в зарослях шиповника, и мгновенно уснул.
Так же, как и год назад, возвращался в деревню со стороны реки Деснянки на исходе дня, в сумерках. Сначала утолил жажду с родника, ополоснул лицо холодной, прозрачной водой, присел на камень-валун на Пристани. Сидел, думал, опустив ноги в воду.
«А мог бы и не вернуться, – холодком дохнула мысль. – Не сглазить бы, не накаркать, только повезло в очередной раз. Да не просто повезло, а счастливый билет вытащил ты, Антон
В дом к Фекле не вошел, а ввалился: без стука, распахнув настежь дверь, рухнул на пол, успев сказать напуганной до смерти хозяйке:
– Баню! Есть! Спать!
Глава пятнадцатая
– Значит, ты говоришь, что партизаны покинули землянки, – комендант разложил на столе карту. – А ты можешь показать, где был, где тебя держали? Хотя бы приблизительно.
– Нет, господин комендант! – Антону было неловко, что он не может выполнить просьбу майора. – Во-первых, на карте написано по-немецки, а, во-вторых, лесной массив большой, боюсь ошибиться.
Видно было, что Вернера не устраивают такие ответы полицая, он начинает злиться, нервничать.
– Да что ж ты такой за бестолковый, Антон Степанович? – еле сдерживая себя, майор продолжает вглядываться в карту. – А болото то где перешел? В каком месте?
– Так бы и сказали! – повеселел Щербич. – Если отсюда смотреть, то левее Руни километров пять. Как раз мимо Матрениного носа прошел.
– Это что за такой нос? Вот этот мыс, что ли? – Вернер обвел ручкой выступающий в болото участок суши левее Руни. – Тогда это меняет дело.
На некоторое время в кабинете коменданта воцарилась тишина, даже полицай старался реже дышать, чтобы не нарушить ее.
– Сейчас скажи мне, ты уходил от партизан по прямой, или петлял? И сколько суток шел? – майор с интересом уставился на подчиненного. – Только не ври, не фантазируй. А то у вас, русских, есть такая черта: наврут с три короба, чтобы себя представить в геройском виде.
Эта беседа или допрос длились больше двух часов: Антон устал, весь вспотел, а Карл Каспарович все расспрашивал и расспрашивал его, зачастую интересуясь совершенно мелочными, на взгляд полицая, вопросами.
– А во что одеты партизаны? Чистая одежда на них или грязная? Какое настроение у них? Ругаются между собой или нет?
Щербич отвечал обстоятельно, стараясь говорить только то, что он видел или знал. Потом, правда, не стерпел, спросил:
– А нам что с этого – бритый партизан или в рванье ходит? И того и другого надо уничтожать!
– Не скажи, Антон
А какой свободе может идти речь, если Антон только и успел помыться в бане, как партизаны расстреляли немецкий патруль на том краю деревни, и укатили на их мотоциклах? Пришлось бежать в Слободу, спасаться в комендатуре. Сколько это продлится, не ведомо.
От коменданта Щербич направился к Прибытковым. В последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что этот видавший виды мужичок все больше и больше нравится ему. Особенно – его прозорливость, практичность, умение приспособиться к любой ситуации. Антон считал, что этому стоит и поучиться у старшего товарища. Тем более, пришел срок напомнить про документы, которые обещал Кирилла Данилович. А вообще-то, больше всего хотелось поговорить о жизни. Что-то в последнее время не так радужно на душе, все больше печаль да тоска.
Хозяин сидел за столом, перед ним стояла полная миска холодника со щавеля с густым пятном сметаны посредине.
– Мир дому твоему, Кирилла Данилович! – поприветствовал гость.
– И твоему это лишним не будет, – ответил хозяин. – Проходи, садись за стол. Даша! – крикнул уже в соседнюю комнату. – Налей-ка Антоше, да бутылочку не забудь.
Из передней хаты вышла жена Прибыткова, такая же крепкая, подстать мужу, с бутылкой самогона в руках.
– Давно не видела тебя, Антон Степанович, где пропадал, чего к нам не заходил?
– Так это, – замялся гость, не находя, что сразу ответить.
– Не приставай к парню, – видя замешательство Щербича, Кирюша пришел к нему на помощь. – Лучше накорми его, потом и спрашивай.
– Вот, не знаю, может моя стряпня и не по нраву, – кокетливо пожала плечами хозяйка. – У тебя, говорят, сейчас есть кому вкусняшки готовить.
– Скажешь тоже, тетя Дарья, – засмущался Антон. – А готовит Фекла на самом деле очень вкусно! – не преминул похвастаться гость. – Она у меня молодец! – добавил с гордостью.
– Поставь-ка закуску на стол, да сходи к соседям: там, говорят, новую чесалку для языков сделали, – Прибытков стал выпроваживать жену из дома. – Вот бабье племя – так и норовят в душу залезть.
– Не спрашиваю, где был, но догадываюсь, – после того, как гость выпил, хорошо закусил, хозяин достал кисет, принялся сворачивать самокрутку. – Но по тому, что вид твой не геройский, думаю, что поход был неудачным.
– Ты, дядя Кирюша, радуйся, что живым и здоровым видишь меня. Скажу только, что чудом спасся, – не стал вдаваться в подробности Антон. – Хлебнул с лихвой.
– Живой, и слава Богу! Тут, пока тебя не было, столько новостей, что не знаю, с чего и начать. Про Петра Сидоркина слышал, ай нет? – Прибытков наклонился в сторону гостя. – Помнишь, я говорил тебе, что Петька не тот, что был в начале войны?
– Ну, что-то припоминаю.
Хозяин затянулся, выпустил дым в форточку, посмотрел в окно. По деревенской улице двое немецких солдат вели корову. Она упиралась, не хотела идти, один толкал ее в зад, другой – тянул за веревку, привязанную к рогам.