Везунчик
Шрифт:
Как и договорились, Прибытков ждал Щербича в условленном месте, и, переправившись через речку, уже вдвоем все дальше и дальше уходили от захваченной партизанами деревни.
Глава шестнадцатая
Вот уже более двух недель как Антон обитал в казарме, где поселили почти всех полицаев района. Ежедневные занятия, переклички, и опять занятия. Часто выезжали на окраину городка, где немцами был наспех оборудован полигон. Рыли окопы, наступали на условного противника, учились взаимодействию в бою с солдатами вермахта. По всему чувствовалось, что назревают большие события.
– Небось, женку вспомнил, Антон Степанович? – Кирилла Данилович присел рядом с Антоном на бруствер окопа, ладонью смахнул с лица обильный пот.
– На снастях она, поберечь бы, да все ни как не получается, – грустно заметил Щербич. – И когда только жизнь наладится?
Только что закончилась учебная атака, и снова надо было переходить к обороне. Сколько они вырыли окопов за последние дни – не счесть. А сколько проползли на пузе – кто замерял? Однако, не роптали, понимали, что от этого будет зависеть их жизнь, и рыли, и ползали. С полицаев района сформировали роту в шестьдесят человек, и гоняли ее на полигоне до седьмого пота.
– Видал, что Гансы удумали? – Прибытков наклонился к Антону, доверительно зашептал. – Нас, дураков, пускают в атаку первыми, а сами следом за нами, за нашими спинами, каково?
– Ну и что из того? – не сразу понял Щербич.
– Глупый ты, Антоша! – с сожалением покачал головой Кирюша. – Так они, Гансы то, в случае чего нас же первыми и положат в спину! Вот и получается – и спереди смерть, и сзади погибель!
Ни для кого не являлось секретом, что немецкое командование готовит крупную компанию против партизан. Все чаще прибывали на железнодорожную станцию составы с танками, артиллерией, почти весь городок заполнен солдатами, а эшелоны все продолжали и продолжали прибывать. Днями и ночами висели над лесным массивом самолеты, выискивая партизанские лагеря, наносили бомбовые удары по разведанным участкам леса.
Даже Антона пригласили однажды в штаб, где он еще раз в присутствии Вернера рассказывал все, что он знал и видел в плену у партизан.
А Слобода так и оставалась по сей день в руках отряда Леньки Лосева. Несколько раз немцы пытались силами районной комендатуры вытеснить их оттуда, однако были вынуждены отказаться от этих попыток: слишком хороша была оборона у партизан. Но и смириться с наличием вооруженных формирований у себя в тылу немецкое командование не могло.
– Вообще-то я не подписывался с ними в одной цепи ходить на православных, – Кирюша грубо выругался в адрес немцев. – Договор был хозяйственными делами заниматься, а не в атаки бегать.
После ужина было свободное время до отбоя, и два товарища лежали за казармой на полянке, обсуждали события прошедшего дня.
– А они спрашивать у тебя твоего согласия не станут, – Антон растянулся на траве, подложив руки под голову. –
– Ты как будто радуешься этому? Я к тому, может пора делать ноги с этой войны, а, Антоша?
– Ты это серьезно? – Щербич повернулся к Кирюше, внимательно посмотрел на него. Но лицо товарища было строгим, задумчивым, и к шутке не располагало. – С чего это вдруг?
Прибытков ответил не сразу: свернул самокрутку, долго прикуривал от немецкой зажигалки, сидел, устремив свой взор куда-то поверх сосен, что окружали полянку.
– Не все гладко у наших союзничков, – заговорил наконец. – Чует мое сердечко, что не все так гладко у немцев, как им хочется. Видал, санитарные составы так и бегут в фатерлянд. Да и трещать они перестали о своих победах. Помнишь, в прошлом году только и знали, что хвастались и хвастались, как будто весь Советский Союз под ними. А сейчас заглохли. Что говорить, если с партизанами ни как не могут управиться, не говоря про регулярную армию. Вот и нам надо задуматься о своем будущем. В Германии точно для таких как мы места не будет.
Антон не хотел думать о плохом, но оно все чаще и чаще напоминало о себе помимо его воли. А теперь и Кирилла Данилович душу бередить начал. И на самом деле – как быть, если красные вернуться? А оно к тому шло. Вроде уговор у них с Прибытковым был насчет бумаг, надо напомнить.
– Что предлагаешь, дядя Кирюша?
– Поберечься предлагаю, вот что, – вдавил в землю остатки самокрутки, вытер пальцы об штаны, и повернулся к Антону. – Неделю назад сбегал до дружка своего, бумаги заказал для нас с тобой. Завтра надо забирать.
– Я только что о них подумал, Кирилла Данилович, а ты мои мысли уже прочитал, – удивленно воскликнул Щербич.
– Чему удивляться, если слово я дал бумаги выправить тебе, а я слово держу. У нас по-другому нельзя, сам знаешь. Да и любому нормальному человеку надо уметь держать свое слово, только расчет нужно с мужиком произвести. Я сказал, что как только отобьем Слободу, так ты отблагодаришь его. Тянуть с бумагами больше нельзя, и с расчетом – тем более, – назидательно закончил Кирюша.
Длинная тень от казармы накрыла товарищей, солнце садилось где-то за лесом, пронизав напоследок своими лучами вечернее небо с одинокими облаками. Стало зябко, сыростью потянула с Днепра.
Полицейская рота наступала на Слободу вдоль дороги, что с горки спускалась к мосту через речку, Именно по ней почти месяц назад убегал Антон в райцентр. Впереди шел танк, за ним по обе стороны продвигались полицаи. Бронемашины с солдатами шли в некотором отдалении.
Сама деревня стояла на том берегу Деснянки, вытянувшись вдоль нее не на один километр. С районом ее соединяло вот эта единственное асфальтированное шоссе с мостом через реку, которое пронизывала ее насквозь, и уходило на Бобруйск, и дальше да самого Бреста.
Часть бронемашин свернула вправо, стали продвигаться к Слободе вдоль этого берега, изредка постреливая в сторону нее из пулеметов. На всякий случай они отрезали ее от леса, что начинался в полукилометре от речки. Выдерживая дистанцию, остановились, вытянувшись в одну линию вдоль всей деревни. У партизан, если они еще были там, оставался один путь – отступать на Борки, и уже оттуда могли бы рассеяться по лесам.
Высокая трава путалась в ногах, мелкие кустарники преграждали дорогу, приходилось обходить их стороной, и выбиваться из общей цепи наступающих.