Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти
Шрифт:
Мы с Ролло Мэем много говорили о смерти и о том страхе, который поселился во мне после работы с большим количеством умирающих людей. Мучительнее всего я воспринимал изоляцию, сопровождающую умирание, и в какой-то момент, когда я понял, что испытываю очень сильный страх во время вечерних поездок, я решил остаться на ночь в одиноком мотеле недалеко от его кабинета и провести с ним сеансы накануне и после этой ночи.
Как я и думал, тем вечером страх, казалось, был разлит в воздухе вокруг меня; были и пугающие видения — что меня кто-то преследует или в окно просовывается колдовская рука. Хотя мы пытались проанализировать страх смерти, мне почему-то кажется, что мы
Но в целом он был для меня отличным психотерапевтом. Когда наша терапия подошла к концу, он предложил мне свою дружбу. Он с одобрением отнесся к моей книге «Экзистенциальная психотерапия», которую я писал десять лет и именно тогда, наконец, закончил. Сложный и очень щекотливый переход от отношений «психотерапевт — пациент» к дружбе прошел у нас относительно гладко.
Минули годы, и мы с Ролло поменялись ролями. После того как он испытал ряд мелких инсультов, его стали посещать приступы смятения и паники, и он часто обращался ко мне за помощью.
Как-то вечером мне позвонила его жена, Джорджия Мэй, тоже мой близкий друг. Она сообщила, что Ролло при смерти и попросила меня и мою жену скорее приехать. В ту ночь мы втроем по очереди дежурили у постели Ролло, который был без сознания и тяжело дышал, — он страдал отеком легких в поздней стадии. Наконец он последний раз судорожно вздохнул и умер. Это произошло на моих глазах. Мы с Джорджией обмыли тело и сделали все необходимое, а на следующее утро приехали из похоронного бюро и отвезли его в крематорий.
Ночью накануне кремации я с ужасом думал о смерти Ролло, и мне приснился очень яркий сон:
Мы с родителями и сестрой в торговом центре, решаем подняться на этаж выше. Вот я в лифте, но один, моя семья исчезла. Я очень долго еду на лифте. Когда я наконец выхожу, то оказываюсь на тропическом пляже. Я так и не могу найти своих близких, хотя не перестаю их искать. Там очень здорово, тропический пляж для меня — настоящий рай. Однако я чувствую, как в меня вползает страх. Затем я надеваю ночную рубашку с милой, улыбающейся мордочкой Медвежонка Смоки. Потом изображение на рубашке становится ярче, потом начинает излучать свет. Вскоре эта мордочка заполняет собой все пространство, как будто вся энергия этого сна передалась милой улыбающейся мордашке Медвежонка Смоки.
От этого сна я проснулся — не столько от страха, сколько от сияния искрящегося изображения на ночной рубашке. Чувство было такое, будто комнату осветили прожектором. В самом начале сна я был спокоен, почти доволен. Однако, когда я не смог отыскать свою семью, в меня вползли страх и дурные предчувствия. В конце концов все образы сна были поглощены ослепительным Медвежонком Смоки.
Я совершенно уверен, что в образе сияющего медвежонка отразилась кремация Ролло. Смерть Ролло поставила меня перед фактом собственной смерти, и во сне на это указывает моя отделенность от семьи и бесконечное движение лифта вверх. Что меня поразило, так это легковерие моего подсознания. Разве не удивительно, что часть меня купилась на голливудскую версию бессмертия (бесконечное движение лифта) и на кинематографическую же версию рая — в виде тропического пляжа. (Хотя рай все же не был таким уж «райским», потому что я находился там в полной изоляции.)
В этом сне отражены огромные усилия по снижению страха. В ту ночь я шел спать, потрясенный ужасом кончины Ролло и его предстоящей кремацией, и сон был призван смягчить это переживание, сделать его не
Этот сон кажется чрезвычайно удачной иллюстрацией идеи Фрейда о том, что сновидения охраняют сам процесс сна. Мои грезы изо всех сил стремились дать мне отдохнуть, и не позволили сну обернуться кошмаром. Как плотина, они сдерживали поток страха, но плотина все-таки рухнула, пустив ко мне эмоции. Но и тогда из последних сил грезы пытались сдержать мой страх, превращая его в образ любимого мишки, который в конце концов «накалился» и засиял столь невыносимо, что разбудил меня.
КАК Я САМ СПРАВЛЯЮСЬ СО СТРАХОМ СМЕРТИ
Мало кто из моих читателей удержится от вопроса: а как он сам, в свои 75 лет, да еще работая над такой книгой, справляется со страхом смерти? Мне следует быть более открытым. Я часто спрашиваю своих пациентов: «Что именно больше всего пугает вас в смерти?» Теперь я задам этот вопрос самому себе. Первое, что приходит в голову, — боль оттого, что придется оставить жену, спутницу моей жизни с той поры, как нам обоим было по 15 лет. Я вижу, как она садится в свою машину и уезжает. Сейчас объясню, откуда возник этот образ. По четвергам я езжу к пациентам в Сан-Франциско на своей машине, а по пятницам она приезжает туда на поезде, и мы вместе проводим выходные. Затем мы вместе возвращаемся на моей машине в Пало-Альто, там я высаживаю ее на привокзальной стоянке, и она возвращается в свою машину. Я всегда наблюдаю за ней в зеркало заднего вида и не трогаюсь с места, пока не удостоверюсь, что она завела машину. И этот образ — после моей смерти жена одна садится в свою машину, я не могу на нее посмотреть, не могу защитить ее, — наполняет меня невыразимой болью.
Конечно, вы можете сказать, что мне больно из-за ее боли. А как же боль за себя? Я отвечу так: не будет того «меня»,который мог бы почувствовать эту боль. Я согласен с утверждением Эпикура — «где смерть, там нет меня». Не будет никакого «меня», который мог бы чувствовать страх, грусть, горе, потерянность. Мое сознание исчезнет, выключится, как свет при щелчке выключателя. Огни гаснут. Утешает меня и эпикуровский аргумент симметрии: после смерти я вернусь в то же состояние, в котором пребывал до рождения.
«Волновой эффект»
Но не стану отрицать, что особую ценность представляет для меня работа над этой книгой о смерти. Думаю, она помогла снизить остроту моих ощущений: я считаю, что человек может свыкнуться с чем угодно, даже со смертью.
Но все же главная цель этой книги — не работа над моим страхом смерти. Я чувствую себя скорее учителем. Я многое узнал о том, как побороть страх смерти, и хочу поделиться чем смогу с другими людьми, пока я еще жив и мой рассудок здрав.
Таким образом, идея написания книги имеет прямое отношение к «волновому эффекту». Я нахожу глубокое удовлетворение в том, что некая часть меня перейдет в будущее. Но, как уже не раз отмечал, не жду, что в будущем останется мое «Я», мой образ, моя личность, но лишь мои идеи, которые могут научить и утешить других людей. Я надеюсь, что мои добрые дела, или собранные мною крупицы мудрости, или предложенный мной конструктивный способ устранения ошибок переживут меня и, как легкая рябь, неведомыми путями достигнут людей, о которых я никогда не узнаю.