Вибратор (Vibrator)
Шрифт:
Я ощущаю себя другим человеком. Ничего страшного. Ничего похожего на ужасные перемены, что постигают людей, страдающих мультипликацией личности, людей, о которых я читала во множестве книг. Это… это как если бы я достигла точки замерзания, или точки испарения, или точки кипения, да без разницы, любой температуры, при которой вещество меняет свои свойства: чтобы вода закипела – сто градусов, для масла – другая какая-то температура, не знаю, как должно быть горячо, чтоб масло закипело. Для каждого вещества – своя температура; используя высокие температуры, можно получать особенно чистые субстанции из растворов, содержащих в себе массу примесей… да как же она называется, эта технология? По-любому, я была… да какая там «Я», все мои многочисленные «Я» были как такой сложный раствор. Может, потому мне и больно было –
– У тебя резинка есть?
– Да.
– Хочу заняться с тобой сексом.
Сажусь на его бедра, резко опускаюсь вниз. Пенис его скрывается из виду, пах прижимается к моему, он и я идеально подходим друг другу. От жары по телу мужчины течет пот. Вокруг зима, а по нему течет пот. Какая кожа! Кожа настолько совершенная, что невозможно сказать, откуда только пот появляется. Кожа настолько гладкая, что даже страшно становится. Кожа, одинаково увлажненная по всему телу. Где ни касайся его – ладонь скользит. На груди, на руках, на животе – ни волоска. У него, черт его подери, даже пор не видно! Яростно сжимаю коленями его бедра. Руки бессознательно поглаживают его спину – вверх-вниз, вниз-вверх, снова и снова. Ладоням моим так легко скользить по мощным мускулам его спины, что кажется, торс его движется необыкновенно, неправдоподобно медленно. Наши бешено сшибающиеся бедра словно отделяются от тел, их движение живет совершенно самостоятельной жизнью. Не важно, что я делаю, никогда мне им не насытиться. Кусаю его за ухо. Словно уловив некий сигнал, мужчина медленно поворачивается, теперь его тело накрывает мое. Мои ладони скользят по его груди столь сильно, что практически невозможно поддерживать его вес. А потом мои руки и вовсе из-под него выскальзывают, и у меня вырывается тихий стон. Он приподнимается, и на мгновение тело мое кажется совершенно невесомым. А потом, когда я начинаю опускаться, я чувствую, как он мягко подхватывает меня под спину. Голова моя отклоняется, откидывается назад, он сжимает в кулаке мои волосы, и я дрожу, пойманная посреди падения. Не мигая смотрю в лицо, склоненное к моему, – вот он, человек, которого я совсем не знаю. Секунда – и он приникает к моим губам своими. Он наблюдает за мною. Я, не способная даже сморгнуть, продолжаю глядеть на него в упор. Как только рот его прижимается к моему, движения его убыстряются. В рот мой вонзается его язык. А потом – очень медленно – я снова опускаюсь спиной на простыню. Мне нравится этот парень!
Какой у него подбородок – просто очаровательный! Из-под этого подбородка, из горла, когда я двигаюсь и когда двигается он, вырываются стоны. Смотрю, как по этому подбородку скатывается и прочерчивает дорожку дальше, по шее, капелька пота. Кожа у него совершенно мокрая, так что дорожка прорисовывается совсем слабо, едва заметно. Грудь у него мягко круглится мышцами, сжимаемыми ниже в жесткую «шоколадку» пресса. Не могу нащупать границы между мускулами у него на спине, но ощущаю их тугую упругость – да, сразу видно, это тело привычно к тяжелой работе.
Вздергиваю бедра. Трусь ими о его тело.
– Погоди, если будешь делать так – я сейчас кончу, – шепчет мужчина.
– Ну и ладно, – отвечаю, и живот его сотрясают несколько содроганий. Одинокая капелька пота падает с вздернувшегося подбородка. Внезапно рот мой широко распахивается. Теплый солоноватый вкус впитывается во вкусовые рецепторы, отдается одновременно и выше, в ноздрях, и ниже – в горле. В первый раз в жизни ощутила я, как мне это необходимо – поймать ртом каплю пота лежащего на мне мужчины. На вкус – почти как обычная соль, однако к ней примешивается легчайший привкус чего-то еще – чего-то иного, не похожего на пот, что собирается на поверхности тела, чего-то, что он, двигаясь, выдавил, выжал из самых глубин своего существа.
Мужчина прижимается грудью к моей груди, утыкается лицом мне в плечо. Дышит он в такт с сотрясающими его содроганиями. Плечи тяжело вздымаются и опадают, рисуя в воздухе широкие полукружия, лицо, волосы, горло – такие мокрые, словно он горько плачет. В миг, когда мужчина изливает семя, он – мужественнее, чем когда-либо в жизни,
Тело мое впитывает воду. По звуку слышу – снег снаружи превратился в дождь. Я окружена водой со всех сторон. Моя кожа покрыта водой, но кожа дышит глубже всего, именно когда ее увлажняет вода. В воде каждая клетка напрямую впитывает кислород. Я впитываю в себя пот мужчины так, словно он – мощный увлажнитель. Кто-то сказал мне когда-то, что человеческое тело способно впитывать в себя вещества лишь в растворенном состоянии. Даже кислород, которым мы дышим, сначала растворяется в нашем организме в воде.
Снег растаял, не оставив на асфальте даже легчайшего намека на белизлу.
– Скоро рассветет. В это время года рано светает, – сказал мужчина и был абсолютно прав. Утреннее небо на мгновение полыхнуло зарей – и тотчас же воздух наполнился ярким светом. Мужчина немедленно, за секунду, натянул на себя одежду, и хотя я понимала, что это всего лишь признак здоровой практичности не желающего подхватить простуду человека, привыкшего работать в связке, все равно стало грустно.
Он повел грузовик назад, к домам. Мокрый бетон блестел, далеко отбрасывая солнечные искорки. Чтобы разгрузить двери, ему не понадобилось и часа. Я решила – неохота одеваться, так и поджидала его – голая, завернутая в одеяло. Шерсть одеяла удерживала тепло тела, футон прижимался к коже. В кабине стоял сильный запах пота, не похожий на тот, что я ощущала раньше. Я снова задремала.
Разбудил меня звук открывающейся двери. Мизансцена изменилась. Мужчина расстегнул верх своего комбинезона. Может, ему от работы жарко стало? А может, он только что в туалете был?
Он поворачивается ко мне спиной. Оглядывается через плечо.
– Спину мне поднимешь?
Он хочет, чтоб я подняла лямки, болтающиеся сзади, но я предложение игнорирую. По-прежнему завернутая в одеяло, вскакиваю быстро, как молния.
Рывком задергиваю занавеску у ветрового стекла со стороны водительского сиденья.
– А теперь изволь-ка мне свой член показать. Давай-ка. Хочу рассмотреть тебя, как ты меня ночью рассматривал.
– Не сейчас. Он сейчас маленький. Не надо сейчас.
– Да не имеет значения.
– Имеет. Хочу, чтоб ты его увидела, когда он большой.
– Что так?
– В каком смысле «что так»? Просто всегда так бывает.
– Знаешь, ты – это ты, стоит твой поршень или нет. Так?
Задергиваю занавеску со стороны пассажирского сиденья. Всего в грузовике пять занавесок. Две – у ветрового стекла, по одной – у окошек сзади, и еще одна, отделяющая пространство сзади от сидений.
– Давай-ка я с тобой поиграю, как ты со мной.
Склоняюсь над его пахом, стараясь, чтоб из окошка меня видно не было. Член его проскальзывает мне в рот, касается задней стенки горла. Не задернуты ни занавески задних окошек, ни та, что отгораживает нас от сидений. Он запускает пальцы мне в волосы, наматывает их себе на пальцы. Конечно, заглянуть в кабинку трейлера, поднятую так высоко над землей, можно только либо из другого грузовика, либо из очень больших внедорожников, и сомнительно что-то, чтоб подобные средства передвижения вдруг появились здесь в этакое время суток. А хоть бы и появились – сиденья достаточно загораживают обзор, ни его, ни меня им не увидеть. Я взглядываю назад, в крошечное окошко в самом конце кабины, и вижу: солнце медленно поднимается все выше. С каждой минутой, с каждой пробегающей мимо секундой вращается планета. Колеса грузовика (резина на них не шипованная, Окабе мне объяснил, что дальнобойщики зимой резину не меняют) тихонько погромыхивают по земной тверди, и мир продолжает крутиться, Земля вращается в такт вибрациям грузовика. Чувствую что-то, пришедшее бог весть из какого далека. Звуки приходят издали – из мест, отстоящих отсюда неизвестно насколько. Каждый из этих звуков – иной, ни один не похож на другие. Птица скачет по ветке. Слышны голоса идущих в школу детей. Я поднимаю глаза.