Вид с холма (сборник)
Шрифт:
Подъехав к берегу, Игорь заметил, что стены монастыря кое-где разрушены, часть окон забита досками. На окраине села девчонки в синих халатах босиком мотыжили картофельное поле, слышалось глухое тюканье мотыг, скрежет железа о камни, крепкие словечки, смех. Игорь подплыл к крайнему дому и поставил лодку под ивой, и сразу среди девчонок увидел ту, в соломенной шляпе, которую он видел на барже. Ему показалось, что он уже где-то встречал эти пухлые губы и большие глаза. Точно почувствовав взгляд, девчонка перестала мотыжить и пристально посмотрела на иву. Заметила
Вечером Игорь снова рыбачил в затоне; вдруг услышал, как на берегу хрустнули ветки — кто-то подошел к воде и наблюдал за ним. Подплыв к берегу, Игорь раздвинул камыш и увидел ее — она вышагивала от дерева к дереву и смотрела Игорю прямо в глаза. Она сильно изменилась: походка уверенная, голову держит высоко, вместо кудряшек — длинные волосы — не девчонка, а молодая женщина в ярком платье с модной сумкой через плечо.
— Привет, — небрежно бросила она и впрыгнула в лодку. — Я тебя сразу узнала.
Она села на носу лодки, закинула ногу на ногу, достала из сумки сигареты и зажигалку, размяла сигарету, закурила, выпустив дым Игорю прямо в лицо.
— Как интересно! — хмыкнула. — Надо ж, свиделись!
— Как ты попала сюда?
— Случайно. Приехала подружку навестить. Она здесь, в колонии. Ну и помогла ей… поработать, — в ее голосе чувствовалась неестественная развязность. — Теперь работаю манекенщицей. Замужем за инженером. Отличный муж. Все прекрасно и удивительно! — она надрывно засмеялась и проговорила считалку, которую говорила когда-то: — Эники-беники ели вареники, — и вдруг едко спросила: — Ну и что? Начнем все сначала? Ты все так же берешь женщин на улице? И как теперь принимаешь своих женщин? С чего начинаешь? Музыка, коньяк? Или тебе сразу показать стриптиз? — она зло усмехнулась. — Белье у меня теперь французское.
Больше играть она не смогла, и вся ее злость вылилась в рыданье. Игорь протянул флягу с водой, отвернулся. Она отпила глоток.
— Я так верила тебе… А знаешь ли ты, что бросил меня беременную? Целый месяц была в больнице… Чуть не умерла… Писала тебе письма, но не получала ответа… Вышла из больницы и все ждала, когда ты придешь… С тех пор ненавижу всех мужчин…
Пробормотав: «Если бы я знал», Игорь нервно закурил. Она тоже закурила, съежилась и затихла; потом глубоко вздохнула и отвела глаза.
— Когда я от тебя вернулась домой и узнала, что будет ребенок, я поняла, что меня с тобой связывает серьезное… В один миг повзрослела… После больницы пыталась тебя разыскать…
— Я потом снимал комнату в другом месте, — начал оправдываться Игорь, ощущая какую-то полувину — про себя-то он сразу подумал: «Хорошо, что ничего не знал, наверняка струсил бы, только этого мне тогда и не хватало. Ну что было бы, если б стали жить вместе? Мы же не любили друг друга».
— Но как все же ты попала сюда?
— Длинная лав стори, — уже сдавшаяся, низким голосом протянула она. — Это ты сделал меня такой… Если хочешь, расскажу.
Она выкинула сигарету в воду.
— Дай
Закурив, она улыбнулась, но горькой улыбкой.
— Была у меня подружка Инка-плоскодонка. Стройняшка, смурная девчонка, с прической «полюби меня, Гагарин». Она все говорила: пойдем на веранду, устроим музыкальный момент…
— На танцплощадку?
— Ну да. В парке. Я-то вначале стеснялась, соскакивала с компашки, потом разошлась… Инка мне все говорила: «Если платье наденешь не на голое тело, никто с тобой и танцевать не пойдет». Я вначале говорила ей: «Меня это не колышет». Потом заело, тоже стала оголяться. Ну кадрили меня вовсю. С веранды куда идти? Ясно, ко мне… Ну гудели, устраивали мероприятия.
— Как к тебе? Ты же с матерью жила?
— Уже нет. Мама в тот год умерла, когда я с тобой… — она не договорила и отвернулась.
— А отец?
— А отец нас давно бросил. Я его и не видела ни разу. И он никогда не помогал нам. Раза два говорила с ним по телефону, называла на «вы»… А мама была певицей. Разве я тебе тогда не рассказывала? Она пела в филармонии, но порвала связки и стала работать билетершей. Потом у нее начался тромбофлебит, потом парализовало правую руку… Мне было десять лет, я учила ее писать левой рукой, научилась делать уколы. В сорок лет мама умерла. В тот день я позвонила отцу в третий раз. Он пообещал приехать, но не приехал. Правда, стал присылать деньги. По тридцать рублей в месяц… Маму хоронили соседи… Я осталась одна в квартире. Вначале меня хотели уплотнить, потом оставили в покое. Я перевелась в вечернюю школу и устроилась натурщицей. Получала один рубль за позирование в одежде и полтора рубля за позирование голой. Голой позировать лучше. Обогреватель включают. Через каждый час перерыв десять минут. Покуривала с художниками…
Она замолчала и махнула рукой:
— И чего слезы по миру лить?! Для чего я все это тебе рассказываю, сама не знаю.
— Ну а сюда все-таки как ты попала?
— Как, как… Соседи все время капали, что устраиваем групповики. Писали телеги… Ну, вызывали меня в отделение, грозились… Потом пришили аморалку — и сюда… Я все хотела завязать с этим, да так и не получилось.
На минуту Игоря покоробило от ее жаргона, ее испорченность ему стала противна. Он подумал о тех девчонках, которые вот так же нелепо попадают в подобные ситуации, но не опускаются, находят работу, по вечерам учатся. «У нее не было никаких интересов, потому она так и скатилась», — заключил он.
— …После тебя еще один парень появился. Увлеклась им. Решила сразу ему не уступать, ну… чтобы влюбить в себя. Он видный был такой и на гитаре играл как бог. Девчонок особенно не уговаривал. Чуть одна заломается, идет к другой… И не болтает, играет себе на инструменте, подсовывает наглядные журнальчики… В общем, бросил он меня… «Не сложилась личная жизнь», — говорила Инка…
— Сколько тебе здесь надо еще быть? — спросил Игорь.
— С полгода осталось.
— А вас по вечерам отпускают?