Вида своего защитник

Сугралинов Данияр

— Братан, ты же понимаешь, что мы к тебе хорошо относимся, даже уважаем! То, что ты Грега вальнул, — это, я тебе прямо скажу, большое дело ты сделал, братан, вот те крест, мы же все понимаем. Голова из своих все соки выжимал, не то что из чужих, так что ты прав, конечно. Но ты и нас пойми, мы тебя не можем отпустить, а то нас самих отпустят… на дно океана с расплавленным свинцом в брюхе, должен же ты понимать! Мелкий прямо сказал: тебе кранты так или иначе, тебя власти ищут, ты в розыске теперь втройне — мало за Голову, так теперь еще и за побег и убийство конвоиров!

—

Глянь туда! — просипел Шрам, указывая на дверь морга. — Там кремационная камера. Забросим тебя туда, и никакие моды с Сидуса не помогут. Дохнуть будешь с криками и в адских корчах.

Вспомнив, как горел в огненном дыхании бойцов огья на Арене, я мысленно ухмыльнулся. Ну-ну… Нашел чем пугать. Шрам словно услышал мои мысли и добавил:

— И с дочуркой твоей так же поступят, если будешь ерепениться.

Шумно втянув носом воздух, я угрюмо потребовал:

— Хочу с ними поговорить. Надо убедиться.

— В чем? — потерял самообладание Мелкий.

— Что это они. Что не голограмма и не запись. Что живы…

Мелкий отдал распоряжения в комм, после чего вывел передо мной голограмму связи. Та же самая девушка с плазменной винтовкой в руках ткнула Джослин в спину.

— Говори туда!

Бывшая жена дернулась, сфокусировала взгляд на проекторе. Мужчина рядом с моей бывшей держался за расквашенный нос и стонал. Микки увидела меня первой, но промолчала — то ли была напугана, то ли… винила меня в происходящем, зная, что мне шьют. Считала меня убийцей.

— Что же ты натворил… Картер, — всхлипывая и подслеповато щурясь под направленным ей в лицо светом прожектора, сказала Джослин. — Что ты наделал?!

Девушка позади ткнула ее в спину еще раз и что-то сказала. Джослин заговорила как робот:

— Это я. Мы… Я, Микки и… и Бертран, мой… мой мужчина. Мы живы. Нам рассказали, что ты убил много хороших людей, что ты убийца, Картер! Теперь за твои злодеяния отвечать нам! Я тебя умоляю, сделай все, что они хотят, богом прошу, ради Микки, ради нас, сделай это, Картер! Бертран… Бертран — наставник по духовному развитию, он… он не привык к такому обращению! — Голос Джослин окреп, тон ожесточился, ее перекосило: — Это все из-за тебя! Лучше бы ты сдох на том лайнере!

Она выдохлась, замолчала, но ее глаза продолжали яростно сверлить меня ненавистью. Ее мужчина, Бертран, подняв голову, посмотрел на меня и срывающимся голосом добавил:

— Мы не знакомы, мистер Райли, но Джослин много рассказывала о вас, поэтому я представляю, что вы за человек. Понимаю, что для вас далеки такие понятия, как совесть, эмпатия, сочувствие, любовь к близким, но… Примите свою участь достойно. Возместите этим людям все, что они от вас требуют, и уйдите с миром. Обещаю, как будущий опекун Микки я постараюсь объяснить девочке, что ваши недостойные поступки продиктованы лишь неблагоприятно сложившимися для вас обстоятельствами.

Когда он заткнулся, я, сдерживая гнев — спасибо, повышенный «Разум»! — спокойно ответил:

— Бертран, не волнуйтесь. Эти люди получат все, что заслуживают. Вам с Джослин и Микки ничего не грозит…

— Что значит, не волнуйтесь?! — визгливо вскрикнула Джослин.

—

Вы в своем уме? — встрепенулся Бертран.

— Прошу, заткнитесь оба. Мне нужно убедиться, что меня не обманывают. — Я обратился к Микки. — Микки, родная, ты сердишься, я понимаю, но для меня очень важно знать, что это именно ты и что ты в порядке. Как зовут того, кого ты мне подарила?

Не поднимая глаз, Микки буркнула, глядя в сторону:

— Тигр.

Одним грузом стало меньше. По крайней мере, Микки все еще в порядке.

Затягивая время, я начал плести небылицы о приключениях Тигра, о его подвигах на Арене, и это сработало — Микки посмотрела на меня, уголок ее рта дернулся в попытке улыбнуться, но обстоятельства были не те, чтобы радоваться успехам хомяка, да и на лице Бертрана и Джослин застыла такая злоба, что хотелось прикрыться от их взглядов.

Трое молчаливых бандитов закурили, и в тесном холодном помещении морга повис сладковато-дурманящий запах. К ним присоединились Пепел со Шрамом, и только Мелкий остался рядом, давая мне возможность вдоволь пообщаться с Микки. Его логика была понятна — пусть мертвец напоследок надышится, наобщается с родными, проникнется и тогда станет сговорчивее. Куда им спешить? Насколько я понял, у этой мелкой банды, которой до отправки на задание в Пояс астероидов рулил Грег Голова, сейчас главным делом было убить меня и вытрясти все, что получится.

Я же не мог начать действовать, пока не увижу, что Микки и Джослин в безопасности. Ну хорошо, и Бертран. Что бы он там ни наплел мне, его вины в происходящем точно нет.

Оставалось ждать и надеяться, что Лекса не подведет. Что у нее есть возможности отследить и найти пропавших людей, а когда она их отыщет, что ей хватит способностей освободить моих близких так, чтобы они не пострадали.

Когда бандиты докурили, Мелкий грубо оборвал голосвязь и вызверился на меня:

— Хватит! Решай сейчас, кэп: семейная кремация или начнешь делиться галактическими ништяками?

— Начну делиться, — сказал я. — Только браслеты снимите с рук, а то не достать.

Это стало для них новостью — что руки придется освободить. Они отошли в сторону, поспорили, и наконец здравый смысл в них победил. Мелкий, не сводя с меня настороженного взгляда, приказал своим снять только один наручник и прицепить его к приваренной ручке металлического шкафа с мертвецами.

— Так доставай!

С минуту я крутил-вертел освобожденной рукой, разминая ее и продолжая тянуть время. Лекса на мои мысленные сообщения не отвечала, но это меня не расстраивало — занята, значит.

— Давай уже доставай, что у тебя есть! — рявкнул Пепел. — И медленно, без резких движений! Смотри, если с нами что-то случится, с твоей дочкой произойдут очень нехорошие вещи!

Кивнув, я достал вольтронский тазер редкого качества стоимостью под четверть миллиарда фениксов, чем превзошел все их ожидания. Бандиты столпились вокруг тазера и, чуть ли не сталкиваясь лбами, изучили его. Когда Мелкий снова посмотрел на меня, у него глаза были в районе лба, а челюсть валялась на полу.

— А есть еще что? — благоговейно спросил он.