Видали мы ваши чудеса!
Шрифт:
– Это ты славно придумала, – впервые вмешалась в разговор Незвана.
Горыня бросил на нее быстрый заинтересованный взгляд:
– А ты, добрая женщина, не хотела бы малость заработать? У меня есть маска козы. Надела ее – пляши да мемекай по-козьи. У меня ватага и впрямь маловата…
– Только маску? – с легкой насмешкой спросила женщина. – В шкуру залезать не надо?
– Ты без козьей шкуры больше деньжат заработаешь, – ухмыльнулся вожак скоморохов.
– Подумаю, – спокойно кивнула Незвана.
Дарёна опустила взгляд на миску,
«Вот бы она согласилась! Я бы тогда тоже напросилась в ватагу. Что я, плясать да петь не умею? И бродяжили бы мы вместе… Эх, не согласится она! Ей же клад искать…»
И тут разом накатила усталость. Дарёна была сильной, выносливой девочкой, но вчера у нее был тяжелый трудовой день на мельнице: Гордея Вышатична не давала батракам рассиживаться. Потом – бессонная ночь: в грозу на крыше Дарёна выслеживала шишигу. И сегодняшний день до полудня: утомительная, мучительная погоня за Незваной…
Девочка откинулась спиной к бревенчатой стене и закрыла глаза.
«Надо помочь хозяйке посуду перемыть, – подумала она. – Сейчас… только чуть-чуть посижу…»
И навалился сон, тяжелый, как душная перина.
Когда Дарёна проснулась, за маленьким оконцем уже стояли сумерки.
Девочка тихо охнула (столько проспать!) и заозиралась, ища глазами Незвану. Но увидела только двоих скоморохов, женщину и старика, которые шепотом беседовали в углу.
Вошла хозяйка, поставила на стол кувшин.
– Козье молоко, – пояснила она. – Не хочешь, маленькая?
– Калина Баженовна, а где та женщина, что сразу передо мною пришла?
– А как пришла, так и ушла, не стала и ночи дожидаться.
– Ох… Давно?
– Да как отобедала, так сразу и ушла.
– А не сказала – куда?
– В том-то и дело, что сказала, – нахмурилась хозяйка. – Я ее уговаривала здесь заночевать, чтоб тьма в пути не застала. А она говорит, что заночует в деревушке Горелая Падь. Я говорю: далеко это, не успеешь до темноты! А она: ничего, спрямлю по старой дороге. Знает, стало быть, здешние края. А я ее у себя в «Добром пути» что-то не припомню… Но всё равно смелая: старая-то дорога заросла уже. Не дорога – так, тропа. Заплутать легко…
Тут лицо хозяйки прояснилось (должно быть, сказала себе, что причуды путников – не ее дело):
– А ты пей молочко, маленькая, не бойся, за тебя заплачено, я тебя и ужином покормлю…
– Заплачено? Кем?
– Ох, она же говорить не велела… Ну да не беда, она же всё равно ушла…
Дарёна поблагодарила хозяйку, стараясь не выдать своего смятения. И сдержалась, не стала выспрашивать, где эта старая дорога, откуда надо на нее свернуть…
Поздно. Глупо. Уже темнеет. Если на той старой дороге и днем заплутать легко, то уж вечером-то…
«Думай, голова бестолковая, думай!» – в отчаянии приказала девочка.
Первое, что на ум приходит, это дождаться утра и идти искать эту самую Горелую Падь. Скорее всего, окажется, что оттуда
А что второе на ум приходит?
Незвана ищет клад. В самой ли Горелой Пади или дальше где-то – не так уж важно. А вот куда она с этим кладом денется? В лесу жить не останется, чтоб у белок орехи покупать за золото и серебро. И в деревнях тоже золотом звенеть глупо, а Незвана не дура. Значит, надо ей в город выходить, а ближайший – Звенец. С какой стороны ни глянь, а город подходящий. Если в том кладе найдутся украшения или прочие дорогие вещи, так там их и продать можно…
А если она решит сразу в Град-Столицу идти и там деньги тратить, так дорога опять-таки через Звенец лежит. Никак город миновать нельзя…
А значит, надо идти в Звенец. Сразу, с рассветом, чтобы успеть как можно раньше. И ждать, караулить, искать Незвану. А раз вечером в путь не пустишься, надо отдохнуть как следует… Да, и главное не забыть узнать!
– Калина Баженовна, не останавливался ли здесь торговец с большим ожогом на правой щеке? Он странствует с лошадкой, навьюченной мешками…
– Не припоминаю такого. А кого ты ищешь, маленькая?
Тут скрипнула дверь, избавила Дарёну от ответа.
На пороге оказалась старуха в темной юбке, синей рубахе и суконной черной безрукавке, с дорожным посохом в руках и с сумой за плечами. На нищую бродяжку она не походила: одёжа добротная, сапоги не сбиты. Но почему пожилая женщина странствует одна?
Негромко, но властно новая гостья сказала:
– Мне нужен ужин и приют до утра.
И без приглашения уселась на лавку, прислонив посох рядом с собой к стене.
Хозяйка бросила на пришелицу быстрый взгляд (наверняка сразу оценив одежду и уверенный вид) и сказала приветливо:
– Добро пожаловать, матушка. Меня люди кличут Калиной, во крещении я Катерина. А тебя как величают?
– А меня как вчера величали, так и сегодня зовут, – резко ответила старуха.
Хозяйка пожала плечами: мол, твое дело, голубушка, не хочешь называть своего имени – не называй. Спросила холодно:
– В печке утрешняя похлебка с грибами – будешь ли?
Старуха молча кивнула.
Хозяйка отвернулась к печи, загремела ухватом.
Дарёна постаралась скрыть усмешку. А скоморохи, которые с приходом новой гостьи прервали свою беседу, – те ухмылялись в открытую. Еще бы! Несколько услышанных слов много сказали об обеих женщинах.
У хозяйки два имени: то, что ей дали при рождении, и крестильное. Назвала она оба. Видно, она из тех, о ком говорится: «На праздник два пирога пекут: один – попу, другой – волхву». Ничего удивительного. Таких – половина Славии, если не больше. Не хотят люди ссориться ни с новым богом, ни со старыми богами. По всей стране стоят и церкви, и капища. Для серьезной битвы у старых богов уже нет силы, а у нового бога – еще нет. Да и царь Дорофей, говорят, гневается, если попы с волхвами затевают серьезные свары.