Vigilance
Шрифт:
Стоит заметить, что место обзора долийка выбрала весьма удачно: находясь в центре второго этажа, эльфы могли окинуть взглядом почти все пространство Церкви. Прямоугольный неф первого этажа был виден превосходно, и зоркие шпионы могли рассмотреть каждого, кто там был. Боковые коридоры второго этажа, конечно, из обзора выпадали, но это сейчас не интересовало соглядатаев. Творившееся внизу было куда интереснее.
Потому что под самой статуей Создателя две церковницы старательно ставили на колени какого-то юношу. Судя по его исключительной податливости, он был либо пьян, либо… мертв. Эллана изумленно выдохнула, но не задала ни единого
– Не возитесь с ним, - раздался негромкий голос из глубины нефа. Сурана сразу его узнал: это была симпатичная церковница-контрабандистка. – Вас могут застать в щекотливом положении.
Женщины, кое-как закрепив юношу в неподвижном положении, поднялись на второй этаж – видимо, в свои комнаты. Их шаги вскоре стихли. Не было слышно и церковницу. Пользуясь моментом, эльф постарался всмотреться в юношу, но со спины он выглядел обыкновенным. Встрепанные черные волосы, богатая одежда… одежда…
Его мысли нарушил звук открывающейся парадной двери – здоровенной и очень тяжелой. Тишину прорезали шаги сразу нескольких людей, потом послышались и голоса.
– Надеюсь, это не то, что я думаю.
Этот настороженный голос принадлежал Варрику Тетрасу.
Эллана внимательно всматривалась в вошедших, Адвен же не удивился. Варрик, Хоук, Фенрис и Себастьян… все так, как и говорила Изабела. Она все же не соврала.
Агнес подошла к юноше и как-то отрешенно коснулась его рукой. Тот свалился на пол безжизненной куклой.
– Дерьмо, - пробормотал гном.
– Немыслимо! – вполголоса ахнул принц Себастьян. Сурана с изумлением отметил искреннее возмущение в его голосе. – Кто мог сотворить такое?
– Ах, монна Хоук. Что же вы натворили.
Этот зловеще спокойный голос, принадлежавший преступнице-контрабандистке, прозвучал откуда-то со входа в Церковь. Ферелденка и ее спутники резко обернулись к ней. Выпрямившись, Хоук с холодной злобой произнесла:
– Надо же. Петрис. И почему я не удивлена.
– Убить сына наместника прямо в священных стенах Церкви… - Петрис медленно приближалась к кафедре. За ней следовала разношерстная толпа горожан, внимавшая каждому слову церковницы. – Этому преступлению нет оправдания. Ваши хозяева-кунари наконец за все ответят.
Эльф невольно поразился перемене ее тона. Женщина мало напоминала ту приятную преподобную мать, которую он встретил в Церкви. Скорее опытного интригана, сумевшего ловко очернить противника.
Ферелденка, надо отдать ей должное, совершенно не испугалась надвигающейся на нее толпы. Загородив собой остальных, она крикнула:
– Сволочью ты была, сволочью и осталась. Но зачем убивать Шеймуса?
– Я должна задать этот вопрос вам, монна Хоук. Не знаю, что вами двигало, однако… Знаете, вам не удастся достичь вашей гнусной цели. Даже смерть этого… отщепенца поднимет волну народного гнева, когда обнаружится, как подло он был убит.
– Гибели сына наместника мы тебе не простим, шлюха ферелденская! – крикнула женщина из толпы, и горожане отозвались согласным ревом.
В отличие от всех присутствующих, церковница была спокойна. Толпа была взвинчена, спутники Хоук явно нервничали; даже эльфы-наблюдатели были смущены творившимся – но не сама Петрис. После рева ненадолго воцарилась тишина: не выдержав, ее нарушил Себастьян.
– Невероятно! – воскликнул он. Голос его дрожал от гнева. – Мать Петрис, вы хоть понимаете, что вы натворили? Все это неизбежно приведет к войне с кунари! И виновата в этом
– Ничего, Себастьян. – Агнес тихо, но уверенно остановила этот поток извинений. – Уже ничего нельзя сделать. Только убить эту сучку, пока она не натворила чего похуже. – Она неприятно усмехнулась. – Хотя куда уж хуже…
– Не смей так называть преподобную мать! – крикнул кто-то из толпы. Ферелденка и бровью не повела.
Адвен заметил, что Хоук ведет себя совсем не так, как обычно – та жесткость, что лишь однажды нечаянно бросилась ему в глаза, теперь заслонила ее обычное дружелюбие. Спору нет, испытывать дружелюбие к Петрис в ее ситуации было бы странно, но и подобная жестокость была ферелденке не к лицу. «Смерть матери ее действительно подкосила, - подумал Сурана. – Вот она и прячет эту боль за бессердечием и попойками».
– Да уж, - вставил Варрик. – Теперь точно начнется бойня с кунари.
– Истинное преступление – умереть, не доказав свою преданность Создателю, - уверенно ответила Петрис. – Мы должны защищать нашу веру. И козни, монна Хоук – ваши или ваших кунарийских хозяев – никогда нас не остановят.
Обернувшись к толпе, она произнесла тем же поставленным, ясным голосом:
– Братья и сестры! Вот он, ваш шанс заслужить прощение Создателя! Да воздастся вам в этой жизни и после нее! Расправьтесь с этими еретиками. Церковь благословляет вас!
И люди обнажили оружие.
«Долго же она их обрабатывала, чтобы они так просто поверили ей и пошли на верную смерть», – мысленно поразился эльф, качая головой. Он покосился на Эллану – та с ужасом смотрела на вооруженную толпу, надвигающуюся на Хоук и ее спутников. Наверняка мысленно она осуждала жестокосердых шемленов, способных на любую подлость.
И в данный момент Адвен был с ней полностью согласен.
========== Следуя Кун, ч. 2 ==========
– В бой, праведные! – заревела толпа, потрясая оружием, и ринулась на кафедру.
Сурана напряженно следил за ходом боя. Впервые ему представился шанс увидеть Хоук и ее спутников в деле. И, надо сказать, они были хороши.
Эльф вообще не любил ни смотреть на кровавые побоища, ни тем более в них участвовать, но вынужден был признать, что Хоук в бою просто великолепна. Только самый внимательный взор успевал бы заметить и сосчитать все нанесенные ею раны. На бледном лице ферелденки вскоре появились брызги чужой крови: Адвен с удивлением отметил, что эти кровавые брызги ей очень к лицу. В разгар битвы Хоук впервые показалась ему по-настоящему красивой. Она не упивалась смертью противников, их яростными криками, не наслаждалась битвой – и все-таки была удивительно хороша. Остальных Сурана еле замечал. Время от времени сверкал, привлекая к себе внимание, меч Фенриса, откуда-то летели стрелы и болты – но отвлекаться на спутников Агнес эльф не считал нужным. Сама драка – кровавая, шумная, жестокая, бессмысленная – казалась ему тем более отвратительной, что происходила в стенах Церкви и во имя Андрасте. Во имя святой пророчицы, символа доброты, люди убивали друг друга с особой жестокостью.