Вихрь переправ: 2. И мир станет чуточку шире
Шрифт:
– Мне пора идти, – прощебетала красавица нежным голоском. – Но мы ещё увидимся. Вы же не против?
– Не против, – с глупой улыбкой ответил Виктор. Ему вторили Эрик и Матфей с не менее нелепыми физиономиями.
– А я против, – буркнула Юна, как только Луция отдалилась от их компании.
Как только хорошенькая рыжеволосая головка красавицы Бавервильд скрылась из виду, сверху раздался знакомый вороний крик.
– Сюда, идите сюда!
– Ты где пропадал? – окрикнул прислужника Матфей.
– Кое-кого искал, – прохрипел ворон.
– Кого?
– Я не буду орать сверху, нас могут
Хорошо, что успели купить брюки Эрику, а то бы он ни за что не согласился уйти без покупки с рыночной площади. Когда основная людская каша осталась позади, Гамаюн позволил себе опуститься на землю.
– Ну, так, кого ты там искал и что за срочное дело, что ты нас выдернул во время покупки брюк для нашего пижона? – нетерпеливо повторил вопрос Матфей.
– Эй! Я не пижон! – возмутился было Эрик, но решил смолчать, видя, как взволнованно каркает ворон. – Что он там тараторит? Переводи.
– Я искал давнего знакомца, он тоже ворон, – сипло затарахтел Гамаюн, опасливо озираясь по сторонам. – Только он знает, где живёт Счетовод.
– Кто такой счетовод? – насторожился Матфей. – И зачем он нам нужен?
– Нужен, потому что он знает всё обо всех. И сможет помочь твоим друзьям вернуться домой. Он нас ждёт.
– Тогда живее к этому самому счетоводу, – скомандовал Эрик, как только слова ворона были донесены до него.
Юна присоединилась к его бравурному призыву: подальше от рынка, от ещё одной якобы случайной встречи с рыжеволосой плутовкой. В том, что Луция не случайно натолкнулась на их компанию, Юна не сомневалась: уж слишком лукаво взирали глаза девицы. Часто парни, отвлечённые броской красой подобных дам, редко способны «прочувствовать» опасную подоплёку оных, но женский пол вернее читает своих сестёр, обладая богатой проницательностью и природной интуицией. Кто-то бы сказал: свояк свояка видит издалека. Но то в корне неверно про Юну и ту жеманницу. Одним словом, Юна увидела в рыжеволосой чужачке мошенницу, которая закинула парням крючок с наживкой. Оставалось надеяться, что добыче удастся соскользнуть с крючка. И Юна надеялась, чтобы так и произошло.
Меж тем ворон взвился в воздух, расправив крылья-веера. Друзья устремились за ним.
Милый, детка-паучок, попадёшься на крючок; как сплетёшь ты паутинку, угодишь на мой зубок.
А зубок у меня острый, паучок. Скоро, очень скоро. А пока ползи, плети сети, выбирай дороги – всё едино, всё ведёт ко мне.
3. Раз улитка, два улитка
Он вновь услышал знакомый шорох за спиной. Матфей оглянулся: так и есть, сухие листья, образовав скромных размеров хвост, волочились за ним. На этот раз волнение не было столь велико, как прежде. То ли оттого что друзья шли бок о бок с ним, то ли таинственность ворона и не менее загадочная личность некоего счетовода отвлекали куда больше. Юноша решил игнорировать плетуна, что увязался и полз змеёй по пятам.
– Ой, Фей, а за тобой листья движутся, кажется, – охнула Юна.
– Ты тоже видишь его? – удивился Матфей.
Факт того, что кто-то помимо него мог лицезреть бегущие змейкой листья,
– Такое трудно не заметить, – отметила девушка, побледневшая при виде замершей листвы, как только Матфей остановился. – Что это такое?!
Остальные тоже вынуждено прервали ход и обернулись на тревожные нотки в голосе подруги. Прислужники, тут же распознав плетуна, сразу же потеряли всякий интерес к палой листве, которой он управлял. Вот ещё чего – удостаивать призрака вниманием, когда есть дела и важнее.
– Идём, молодой человек, – призывно каркнул Гамаюн, – не обращай на плетуна внимание. Не подыгрывай ему. Он скоро отстанет, надоест ему ползти и он отцепится. Крух!
– Но ты же знаешь, что это не к добру, Гамаюн, – угрюмо произнёс Матфей, кивая в сторону замерших листьев.
– Что, значит, не к добру, Фей? – вздрогнула девушка, уловив мрачную ноту в голосе приятеля. – Это предвестие? Плохое?
– Как минимум, – безразлично бросил Матфей. – Обычно плохое, но может…
– Не обязательно, – возразил ворон. – Может, ты чем-то притягиваешь этих безмолвных, вот они и шастают за тобой.
– Интересно, чем же?
– Откуда ж мне знать?! Я ж не ты. Да брось ты зыркать на него, ты ему только подыгрываешь. Давай иди! У нас мало времени.
Виктор легонько тронул друга за плечо.
– Это серьёзно? – спросил он. Его взгляд скользнул за спину Матфея и тут же вернулся, замерев выжидающе на глазах товарища.
– Я не знаю, – не выдержав прямого взгляда, опустил голову Матфей, – это плетун, призрак, ворочающий листву. С детства от меня не отстаёт. Но сам он безобидный. Всего лишь вестник чего-то важного и скорей всего скверного для меня.
– Ничего, прорвемся, – последовало краткое и мягкое похлопывание по плечу.
Виктор отошёл. Юна смолчала, услышал слишком много; как же долго способен человек хранить в себе тайны, срывая их, словно листья с кочана капусты, пока не останется кочерыжка.
Ещё разок глянув назад, Матфей двинулся следом за ребятами. Листья ещё долго шуршали, то ли предупреждая о чём-то, то ли требуя простого внимания. Впрочем, Матфей больше не оглядывался. Да и зачем? Когда кругом столько нового и манящего взор!
Как и любой большой город, средняя часть Кошивы страдала многолюдностью. Непривыкшие к обильному людскому наплыву, друзья несколько терялись в подступавших, словно речные волны, толпах горожан. Чтобы чувствовать себя как рыба в воде, нужно родиться рыбой в той самой воде. Широкие и узкие улицы, проспекты и площади – всюду кипела, шумела, пела жизнь. Дороги гудели автомобилями на любой вкус и цвет, чихали их сизыми и чёрными выхлопами и шуршали вездесущими пронырами-велосипедами. Матфей и представить не мог, что их ждёт в самом центре Кошивы. И, тем не менее, что-то такое было в этом невообразимом гаме, в этом антиподе сельской глуши. Нечто грандиозное и масштабное. И это колоссальное нечто всё же пришлось по вкусу всем, кроме Рарога. Саламандр не выносил громких и резких звуков, и когда где-то звучал пронзительный сигнал клаксона, ящер вздрагивал и сжимался в недрах Матфеева кармана.