Вихрь преисподней
Шрифт:
– Ладно, хватит! – резко сказал Не-Маркетинг. – Он действительно болен, что вы не видите?.. Смотрите, как он выглядит. Это от болезней. У него много болезней.
– Да нет, я... – испуганно пробормотал шофер.
– О, не бойтесь, на вас никто не сердится! – истерически радостно проговорил Иван Бобылев. – Я же понимаю! В молодости я тоже так умел: кампания, веселье, пивко, винишко, ресторанчики. Но с годами разучился.
Он замолчал, улыбка медленно сошла с его лица.
– Я не могу на всё махнуть рукой, – проговорил он вдруг тихо и очень отчетливо. – Не могу... Я должен был умереть давным-давно. Тогда бы всё было замечательно, тогда бы я был героем, умершим во
– Да, ты должен был умереть давным-давно! Ты, жалкий, тщеславный человек, который до сих пор жив, несмотря на то, что давным-давно должен был умереть, – сказал ему вдруг Не-Маркетинг.
– Я не могу, Коленька! – вдруг взмолился Бобылев. – Не могу! Песня не допета!.. Где-то там, в прошлом, под слоем пепла и песка не допета моя песня. Она взывает ко мне, стонет и плачет! Она просит допеть её! Я знаю, знаю, что никогда не смогу допеть её, я болею, я... Но если бы я умер, как бы была она? Одна, без меня, моя бедная недопетая песня!.. Я болею, но никак не могу умереть. Знаешь, доктора удивляются: ведь я не жилец, я мертвец уже, может быть, а всё живу... Доктора диву даются! Они не знают, что я – как мать, которая отчаянно цепляется за жизнь, потому что знает – умри она, и никто не позаботится о её дитяти!.. Моя недопетая песня – это моё дитя!
– Он болен, друзья мои, он болен! – горестно и серьезно проговорил Не-Маркетинг, обращаясь к шоферу и знакомому незнакомцу.
Те потрясенно слушали.
– Он болен, он психически нездоров, – продолжал Не-Маркетинг. – Он очень похож на нормального человека, но я знаю его тайну. И это не моя выдумка, а правда. Поэтому я и избегал его, поэтому и не решался открыть вам, что он – мой отец. Мне было стыдно... У него бывают разные фазы, разные состояния. В целом, он спокоен и неопасен, но иногда... Это – наследственное приобретение, моя бабушка... Бабушка... Ты плохо сделал, певец, что не умер! – неожиданно с ненавистью в голосе закончил Не-Маркетинг.
Подчеркнуто спокойно, но с ужасным сарказмом в голосе, Иван Бобылев ответил, тоже обращаясь к шоферу и внуку фотографа:
– Бедный мальчик!.. Он слишком впечатлителен. К тому же, начитался медицинских книжек про сумасшедших. Он объявляет сумасшедшими всех людей, которые хотя бы немного его раздражают. А раздражают его все. Весь свет. Если бы он видел себя в зеркало и не знал, что это отражение принадлежит ему самому, он бы сказал «О, вот совершенно очевидный сумасшедший!» Странный малый! Мой сын – очень странный малый. Но я его люблю, и прощаю ему всё!.. Такова доля всех нас – отцов, доля отцов, у которых сыновья – идиоты. Так нам велит бог: быть терпеливыми и необидчивыми. И спасать, спасать своих неразумных и великовозрастных чад от погибели!
– О, ты коварен! Ты всё превращаешь в шутку, в сарказм, – заметил Не-Маркетинг с прежней ожесточенной ненавистью. – И ты никогда, никогда не признаешь себя ни в чем виноватым...
Тут Не-Маркетинг ужасно побледнел, скулы его свело от ража, он зашипел, потому что злоба, душившая его, уже не позволяла ему говорить в полный голос:
– Ты никогда не признаёшь себя ни в чём виноватым, словно ты ангел, который и не спускался никогда на землю, словно ты и не жил, не оставил на этом свете меня... Мертвец! Ты умер и уже после того, как ты умер, уже после смерти зачал меня. Я – сын мертвеца! И всю жизнь, слышишь ты, всю жизнь, благодаря исходившим от тебя информациям, я ощущал на себе этот ужасный факт: я – сын мертвеца! Ты не всегда был возле меня, но всегда,
Иван Бобылев отшатнулся. Испуг пробежал по его лицу. Он прошептал:
– Да-а, ты не зря упомянул свою бабушку! Но не ко мне она имеет отношение, я – так... Она имеет отношение к тебе! Сразу видно, чей ты внучек!
– Ты!.. Ты!.. – задыхаясь продолжал шипеть Не-Маркетинг. – Такой ужасный день!.. Столько информаций... И еще ты! Ты самая ужасная моя информация.
– Информация?!.. Что?! – не понял Бобылев.
Шофер стоял раскрыв рот, так же как еще совсем недавно он стоял в церкви возле молодого чрезвычайно нарядно одетого журналиста.
– Мертве-ец! – закричал Не-Маркетинг.
Бобылев вдруг отскочил от него и залязгал зубами, как он, видимо, частенько это делал.
– Мертвец! Мертвец! – воскликнул Бобылев следом. – И черт с вами! И черт с вами! Черт с вами со всеми! Только нервы мне трепете! Сами идиоты!.. Психбольные!.. Я-то хоть в шестидесятые годы блистал! Я был молод, весел, шокирующ, насколько в те времена можно было быть шокирующим. А вы?! А вы-то что?! А ты?!.. Я блистал в шестидесятые годы!.. Блистал!.. Меня до сих пор помнят. У меня есть прошлое, прошлое, которым можно гордится. У меня есть я – прошлый, которым можно гордиться! А у тебя есть ты-прошлый, которым можно гордиться?!..
– У меня есть я – нынешний! – опять начал шипеть Не-Маркетинг. – Ты – мертвец!..
Иван Бобылев схватился за голову:
– Тоска, тоска!.. Я знаю, что мне нужно, – проговорил без всякого перехода Бобылев. – Мне нужна любовь молоденькой девушки, совсем молоденькой девушки, еще едва ли не ребенка. И она у меня будет. Ты не знаешь, с кем я сегодня встречался! Мне обещали помочь в этом вопросе. Сегодня я встречался с... А, что с тобой откровенничать!
Он махнул рукой и пошел прочь.
Прошло несколько мгновений, во время которых Не-Маркетинг и шофер стояли молча. Затем шофер сказал:
– Как же он... с молоденькой девушкой, а?! Нехорошо это! Этот ваш Иван Бобылев... Я что-то теперь совсем не понимаю, он хороший мужик или нет?..
Не-Маркетинг не ответил, посмотрел вслед удалявшейся фигуре Ивана Бобылева и решительно зашагал в противоположную сторону.
Совсем недолго он шел, – голова его была, как в тумане, – только что Не-Маркетинг слишком перенапрягся, а потому через некоторое время после разговора с отцом он почувствовал сильную усталость и, как раз тут увидав чуть в стороне от дороги лавочку, подошел к ней и сел. Так Не-Маркетинг сидел сколько-то минут без движения, закрыв лицо руками. Сколько это продолжалось, – отчета он себе не отдавал.
Когда Не-Маркетинг отнял от лица руки, рядом с ним уже сидел кто-то, и кажется, не обращал на него никакого внимания. Как сквозь дымку, Не-Маркетинг различил в сидевшем знакомого незнакомца. Не-Маркетинг потер глаза, – то ли он плакал недавно, то ли он слишком переутомился: предметы расплывались, он видел всё очень нечетко. Он посидел так еще немного; знакомый незнакомец по-прежнему молчал и смотрел куда-то в сторону.
Постепенно Не-Маркетингу вернулось ясное зрение.