Вихри перемен

Лапин Александр Алексеевич

– Здавствуйте! Вы к кому?

– К администрации! – гордо отвечает она, проходя мимо и не сбавляя шага.

– Я провожу! – услужливо лепечет швейцар, открывая тяжелую дверь.

Пока они двигаются по длинным замызганным коридорам мимо дверей служебных помещений, он услужливо забегает сбоку, по-собачьи преданно пытаясь заглянуть ей в глаза. И желает познакомиться поближе:

– Меня зовут Георгий. Это от Георгия Победоносца. А сокращенно Гера, Жорик! А вас, извиняюсь, как величать?

Людка не удостаивает его ответом. Это уже потом она узнает, что швейцара

зовут Герыч – так же, как сокращенно называют в клубе тяжелый наркотик – героин, которым Жорик очень удачно приторговывает.

Последний поворот. И она оказывается в небольшой обшарпанной комнате, где за рабочим столом, заваленным разным хламом – афишами, журналами, статуэтками, вазочками, картинками, программками, кассетами, билетами – восседает сам администратор клуба Владик. Этот длинноволосый, черноглазый, бледный молодой человек с ранними морщинками на шее оценивающе смотрит на ее ноги, потом на зимний прикид – шубку, сапожки. И вздыхает про себя, видимо, сообразив, что такая краля ему не по карману.

Людка, понимая, что красота ее единственное и самое эффективное оружие, старается всегда выглядеть на все сто. Да и надо признать, что Вахид денег на красоту не жалеет. Так что, эффект налицо.

Герыч остается за дверями. А Владик услужливо подает ей стул. Усаживает прямо перед собою. И вопросительно смотрит на нее.

– Мне нужна работа! – говорит она, раздражаясь на то, что ей приходится гнуть свою гордость и о чем-то просить, волнуясь и опасаясь отказа.

– А что вы умеете? – уже начавшим меняться тоном спрашивает ее администратор.

– Все! – самонадеянно заявляет она.

Он еще раз оценивающе смотрит на нее и уже грубо и презрительно спрашивает:

– Ты можешь танцевать стриптиз?

Он так и сказал. Танцевать. А она всегда считала, что это просто раздевание донага.

– Я могу все! – еще раз твердо ответила она, хотя гордость ее, все воспитание и образование завопили, заголосили о том, что она думает об этом наглом, самонадеянном червяке… Но на то она и гордость…

– Ну, тогда покажи, что ты имеешь!

– Сейчас? Здесь?

– Да! Здесь и сейчас!

Это был вызов. И она его приняла.

Она сняла пальто. Нервно расстегнула кофточку. При этом, ломая, уговаривала себя: «Думай, что ты пришла на прием к врачу».

Это помогло.

* * *

Уже через неделю должно состояться ее первое выступление. Ну а пока она готовится к премьере. Познает тонкости бытия в этом новом, открывшемся для нее с неожиданной стороны мире. Как ни странно, в это время в такого рода заведениях в Москве царила полная самодеятельность. Что значило следующее: девчонки, которые должны блистать в стриптизе, сами делают себе номер. Сами шьют тот костюм, который им нужен. Сами подбирают музыку, под которую будут выступать, раздеваясь на сцене у металлического шеста.

Крылова начала репетировать днем. От природы музыкальная, гибкая и пластичная, она очень легко и быстро почувствовала ритм музыки. А самое главное, разбудила в себе то инстинктивное, древнее, эротичное, что сидит в каждой женщине

со времен Евы, первой соблазнившей Адама. Она почему-то четко знает, как на сцене надо поворачиваться, нагибаться, улыбаться, смотреть, строить глазки, чтобы тебя захотели.

Ей дали хореографа – женщину, которая должна помочь ставить танец. Старую балетную мымру, тощую, как селедка, с морщинистой шеей и накрашенную, как для сцены – густо и ярко. Звали ее Эльвира. Она, видно, толком не понимала, куда попала и что требуется от танцовщицы и стриптизерши. Поэтому на первых репетициях под музыку еще пыталась наставить Людмилу на «истинный путь». А потом махнула рукой, глядя на то, как Людка работает в белых колготках и школьном кружевном фартучке, из-под которого маячит беломраморный бюст.

Но пока она строила свой образ, клуб уже зарабатывал на ней.

– Завтра выйдешь с девчонками дежурить в баре, – живо объяснил ей правила все тот же Владик. – Осмотришься. Ваша задача раскручивать клиентов на выпивку. Чтобы они покупали и себе, и вам. Ты с их денег будешь получать свой процент в баре. Для раскрутки вам полагается два бесплатных сока на вечер. Остальное за счет гостей. Пойдешь вечером в паре с Викой.

Этим же вечером девочки из клуба уже сидят в рядок на высоких барных стульях у полированной стойки, похожие на птичек колибри в амазонском лесу.

Вика, шустрая, черноволосая и черноглазая молдаваночка, щебечет без умолку, посвящая новенькую в тайны нового для Москвы, но совершенно древнего, как жизнь, женского искусства – раскручивать мужчин.

Людка сразу поняла, что ничего особенного, никаких сверхусилий от нее здесь не потребуется. Потому что «раскрутка» здесь опирается на вечные, как мир, установки. Мужчина должен кормить женщину. И им надо просто умело будить этот инстинкт.

Клиенты появляются уже ближе к вечеру, когда за окном наступают осенние сумерки.

Вика, искоса глянув на каждого входящего наметанным глазом, сразу определяет уровень платежеспособности вошедшего.

– Это постоянный посетитель. Но жадный! – шепчет она новоиспеченной подруге, отставив в сторону высокий стакан с соком и соломинкой. – Не заморачивайся даже с ним. Наговорит кучу любезностей. И ничего. У, жадюга! Он сейчас к нам подойдет! И через секунду, улыбаясь во весь рот:

– Ах, Иван Петрович! Как я рада вас видеть!

Работа такая.

– А вот этого мальчика цепляй! Он, похоже, новенький. Видишь, на тебя глаз положил. – И показывает локтем на прыщавого молодого человека, который, как-то даже дико озираясь, продвигается по залу.

Она долго хохочет после того, как от стойки отвалил вихлястый манерный молодой человек с маникюром:

– Люд, да он же пидор! А ты его хотела раскрутить… Они тут тоже тусуются. Партнеров ищут. Все туалеты презервативами завалили…

Так, юмором и смехом, девчонки встречают знаменитых и незаметных, богатых и бедных, бизнесменов и политиков. Всех, каждой твари по паре, можно увидеть здесь в этом шалмане.

К вечеру шумная и пестрая толпа заполняет клуб до отказа. А на улице еще и очередь.