Викиликс: Секретные файлы

Сборник

На рубеже нового тысячелетия Эквадор был полностью подписавшимся партнером США в их неолиберальном проекте «свободного рынка». Он принимал участие в войнах с наркотиками, разрешив американскому самолету-наблюдателю использовать свою авиабазу в Манте. Он подвергся долларизации в январе 2000 года, начав использовать денежную единицу США вместо своей собственной. Это было результатом политического поворота, инициированного Соединенными Штатами в 1999 году, в самом конце эпохи Клинтона. В последний раз Соединенные Штаты занимались «долларовой дипломатией», пытаясь экспортировать доллар в страны Латинской Америки, в начале XX века. Но в прошлом эти попытки были гораздо более ограниченными, поскольку американская дипломатия просто стремилась поощрять Латинскую Америку использовать доллар наряду с национальной валютой.

В этом крылись свои преимущества, в особенности в странах или экономиках, которые были только частично независимыми, где находилось

большое количество американских рабочих. В таких случаях модель с двумя валютами можно было использовать для поддержания системы Джима Кроу, когда американским рабочим платят по долларовым ставкам, а местным – по своим тарифам. Но в эпоху после холодной войны, в царствование Бреттон-Вудс, Соединенные Штаты явно предпочли, чтобы латиноамериканские правительства провели дедолларизацию и поддерживали свои собственные стабильные валюты. Отчасти потому, что американские политические деятели сделали вывод из урока межвоенного периода, состоявший в том, что денежно-кредитная система, в которой все валюты привязаны к стоимости одной, может на самом деле усиливать международную нестабильность. Было также признано, что для того, чтобы эти страны развивали прочную промышленную базу, им необходимо применять меры контроля над движением капиталов и проводить денежно-кредитную политику, дабы стимулировать экономический рост.

Поворот к «полной долларизации» в начале нового тысячелетия – когда доллар заменяет местные валюты полностью в самый разгар неолиберальных преобразований – был важным моментом. Это означало, что национальные элиты отказываются от контроля кредитно-денежной и валютной политики – важных инструментов для демократического вмешательства в рыночных экономиках – в интересах борьбы с инфляцией, которая разоряла экономику Эквадора в 1990-х, и поддержки стабильных условий для инвестиций и финансирования.

В документах правительства США отмечается, что это преобразование откроет новые возможности для американских финансовых институтов, а также обеспечит жизненно важную материальную основу для новой зоны свободной торговли. Между тем девальвация национальной валюты больше не была прерогативой национального правительства, а контролировалась теперь Федеральным резервом США²². Это помогало местным элитам, дружественным Вашингтону, зафиксировать неолиберальный политический курс. В Эквадоре он вызывал горячие споры, отчасти из-за условий, которые пришли вместе с ним: урезание зарплат, сокращение рабочих мест в государственном секторе и рост цен на газ. Протесты против этих мер совпадали с восходящим движением мобилизации коренного населения страны и отчасти образовали основу народных движений, которые позднее привели Корреа к власти.

Уже в 2005 году, когда Корреа был министром экономики в популистском правительстве, посольство США в Кито отметило, что он – «стойкий критик переговоров по созданию зоны свободной торговли». Корреа выступал за отказ от жесткой монетарной политики бывшей администрации, которая тесно сотрудничала с США, и за использование доходов от продажи нефти для инвестиций в зарплаты в государственном секторе и его развитие. Он критиковал «либерализацию торговли в целом… МВФ и любые ортодоксальные экономические реформы»²³. В следующей депеше отмечается: «21 апреля Корреа публично заявил, что внешний долг необходимо пересмотреть, что доходы Эквадора от продажи нефти нужно тратить на социальные программы, что Эквадор должен быть полностью суверенным в своих отношениях с МВФ и что любое соглашение о свободной торговле должно выноситься на референдум (где его, скорее всего, при голосовании провалят)». Далее в депеше сообщается о выраженных президентом Центробанка опасениях, что заявления Корреа могут привести к «серьезному финансовому ущербу»²⁴. Следующая депеша выражает уже настоящую тревогу: «Еще большую озабоченность вызывают появившиеся признаки того, что дерзкий молодой министр экономики Рафаэль Корреа рассматривает возможность долгового моратория»²⁵. Это указывает на реальный источник беспокойства США. С одной стороны, не было бы ничего страшного, если бы правительство в своей сфере влияния сделало некоторые уступки народному движению, немного повысив государственные расходы. Такие меры могут быть временными. Но в течение 33 лет с тех пор, как военный диктатор Эквадора генерал Родригес Лара пообещал, что эксплуатация нефтяных месторождений поможет смягчить нищету, страну по-прежнему одолевала бедность. При повышении расходов на социальные нужды критически важно было взять контроль над нефтью и нефтяными доходами, направляемыми на погашение долгов; а задолженность страны была как серьезной составляющей ее финансовых интересов, так и важнейшим рычагом, с помощью которого можно было стимулировать последующие правительства к реализации вашингтонской модели. Таким образом, правительство отказывалось от «финансовой ответственности».

Вдобавок Корреа

был активным противником долларизации²⁶, которую он отменил бы, если бы счел это возможным. Он выступал за государственный контроль над нефтяными месторождениями и обязался разорвать договор с армией США. Международным финансовым институтам, что неудивительно, не нравились идеи Корреа, они находили их «наивными и устаревшими» и «были на связи» с ключевыми чиновниками в правительстве, чтобы сорвать такую повестку дня²⁷.

Тем не менее рассуждения о том, что деловые круги страны окажут решительное сопротивление, оказались несостоятельными. Бизнес невнятно выражал «озабоченность» в частном порядке, но «признаков бегства капитала было немного». Правительство США, несмотря на свои опасения, действовало тактически осторожно, обратившись к Организации американских государств с просьбой понаблюдать за ситуацией. К визиту из ОАГ правительство Эквадора, «его более националистически настроенные сторонники и протестные движения, которые привели его к власти», отнеслись «скептически». Посольство для «приглушения местного сопротивления внешнему надзору над внутриполитической ситуацией рекомендовало, чтобы миссии ОАГ было подсказано делать упор на темы, касающиеся перспектив, и избегать одобрения или осуждения перемен в правительстве как таковом»²⁸.

Позднее стало очевидно, что Корреа, похоже, выиграет выборы 2006 года, и Соединенные Штаты вложились в «рабочие группы по проведению выборов», чтобы попытаться сбить поддержку «политиков-популистов, обещающих чудодейственные решения, которые не сработали ни в одной стране». Посольство отмечает: «Мы предостерегли наши политические, экономические и медийные контакты об опасности, которую Корреа представляет для будущего Эквадора». Как оказалось, Национальный фонд демократии (организация, образованная в 1980-х годах, чтобы взять на себя некоторые тайные функции ЦРУ) также вложил в том году в Эквадор миллион долларов, львиная доля которого пошла на поддержку основного соперника Корреа. Даже при этом посольство отмечало, что оно оставляло открытым диалог с Корреа, чтобы «избежать отчуждения»²⁹.

Несмотря на американские дотации, Корреа победил. В самом деле, он быстро получил то, что Соединенные Штаты называли – не без некоторого восхищения – «сильнейшей политической организацией, которую имела страна со времени возвращения к демократии в 1979 году». Что еще важнее, ее структура представляла глубокую смену поколений, причем ее представительство в Национальной Ассамблее «относительно молодо и хорошо образовано; хорошо представлены женщины, эквадорцы африканского происхождения и представители коренных народов»³⁰. Его программа, как указывало посольство, это относительно «умеренная» версия того, что Чавес и Моралес называют «социализмом XXI века»³¹. И действительно, учитывая пугающую альтернативу полнокровного чавизма, США, похоже, были приятно удивлены тем, насколько дружелюбным было правительство Корреа. Даже радикальная конституционная реформа 2008 года не вызвала со стороны посольства особой реакции, разве что интерес³². МВФ, со своей стороны, указывал, что «сильно беспокоиться не стоит»³³.

Среди позитивных сигналов, поступавших из Эквадора, было то, что Корреа проявлял готовность бороться с общественными движениями, которые привели его к власти, как тогда, когда протесты привели к остановке нефтедобычи: «В отличие от предыдущих администраций, которые посылали команды [от правительства Эквадора] для переговоров с общинами о дополнительных льготах, Корреа послал решительный сигнал, что он не намерен поддерживать протесты, которые влияют на важнейшие для страны доходы от продажи нефти»³⁴.

Конечно, «склонность Корреа к вмешательству в рынок» раздражала. Ссылаясь на случай с введением предельной цены на молоко, посол указывает, что, хотя это едва ли радикальная политика, «не является хорошим признаком, если такой тип управления в дальнейшем будет использоваться более широко»³⁵. Налоговые реформы администрации были «захватывающими» по своим амбициям и внезапности, но «вероятно, скорее благом, чем злом». Посольство отражало мнения деловых кругов Эквадора, которые, как оно сообщает, резко критикуют введение налога на движение капиталов, так как это может привести к бегству капиталов из страны. Но также, ссылаясь на МВФ, предполагает, что решение заморозить налог на добавленную стоимость, вместо того чтобы его сократить, говорит об относительном прагматизме правительства. Даже при том, что государственные расходы росли очень сильно, достигнув в 2013 году 44 % ВВП, МВФ был относительно милостивым в своих рекомендациях правительству Эквадора, признавая важную роль государственного сектора в стимулировании экономического роста, хотя и по-прежнему выступая за частные инвестиции³⁷.