Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2
Шрифт:
На этом фоне, можно сказать, что Мустафа отмотал свой срок, практически, безболезненно. Он не сошел с ума, не стал маньяком или пьяницей. Единственным следствием проведенных в заточении долгих лет, был постоянный страх отравления и чрезмерное увлечение астрологией. А в остальном, это был легко внушаемый, скромный, любящий физические упражнения, трудолюбивый, сравнительно целомудренный и необычно (для султана) великодушный человек, который на радостях от восхождения на трон значительно сбавил долговую нагрузку на подданных.
Знаний и кругозора для самостоятельного управления огромной империей у султана, естественно, недоставало, поэтому основной его функцией, было утверждение решений государственного совета, а особой страстью, стало издание фирманов (указов), регулирующих
***
Несмотря на довольно частые выходы в город, маршруты движения султана и места, которые он посещал, не отличались разнообразием. В эту эпоху, впрочем, как и в любую другую, основным местом скопления людей в городах были базары, вот туда Мустафа и наведывался, чтобы «погреть уши». Поэтому обычный его маршрут пролегал от Топкапы до Капалы-чарши, главного городского базара в центре Стамбула, оттуда до Египетского базара (он же рынок специй), расположившегося неподалёку от ворот Перама, и уже оттуда обратно во дворец. Всё в радиусе двадцати минут неспешной ходьбы от Топкапы. Даже у стены Константина Мустафа ни разу не бывал без сопровождения, не говоря уже про городские окраины у стены Феодосия или, того хлеще, предместья Стамбула.
Перевоплощаться Мустафа умел и любил, что сразу подметил Викинг, оказавшись утром в его покоях, покинутых хозяином незадолго до этого в образе уличного торговца водой. Оказавшись за пределами дворца, султан изменил устоявшийся порядок движения и направился сразу на Египетский базар, на котором сегодня ожидалось столпотворение ввиду ожидаемого прибытия французского флота.
Поначалу всё шло, как обычно. Мустафа неспешно двигался по базару, вяло рекламируя свой товар и внимательно прислушиваясь к разговорам обывателей, как вдруг около ворот Перама начался небольшой переполох, быстро переросший в схватку со стрельбой. Зеваки, принявшиеся поначалу стягиваться к месту происшествия, дабы по своему обыкновению насладиться бесплатным зрелищем, и увлекшие своим движением Мустафу, бросились оттуда врассыпную. Две разнонаправленных человеческих волны столкнулись, началась давка и в этот момент земля затряслась, как при нередких в этих местах землетрясениях, по ушам людей ударил раскат грома, а небеса извергли из своего чрева дождь из дерева. Толпу объял животный ужас!
Мустафа не успел даже толком осознать произошедшее, как был сбит с ног и чудом не оказался затоптан до смерти, едва успев отползти под оказавшуюся рядом перевернутую арбу, но дорожным покрытием, когда по нему пробежалось с десяток человек, смог ощутить себя в полной мере. Отработав на пределе возможностей и оказавшись в относительной безопасности, организм султана перешел в режим саморегуляции и дабы не сгореть от боли, шока и переизбытка эмоций отключил сознание хозяина.
***
Пролежав в отключке пару часов, Мустафа пришел в себя и, превозмогая дикую боль в каждой клеточке своего организма, выполз из-под импровизированного укрытия. Вспоминая, что происходило с ним до момента забытья, султан ожидал увидеть на площади страшную картину постапокалипсиса, но, к его удивлению, ничего сверхординарного, за исключением десятка бездыханных тел, затоптанных в отличии от него в давке, не обнаружил. Решив, что на сегодня приключений с него хватит, Мустафа неровным шагом направился в сторону дворца, откуда почему-то доносились приглушенные звуки стрельбы, а его голова в это время разрывалась от сонма мыслей, пытавшихся безуспешно объяснить самому себе происходящее.
Пройдя пару кварталов, султан обнаружил, что перекресток впереди заблокирован группой вооруженных людей в незнакомой ему форме. Сердце Мустафы сжалось от предчувствия беды, но к его изумлению, ничего дурного с ним не произошло. Солдаты, разговаривавшие на незнакомом языке, подозвали его жестами к себе и показали табличку с фразами на турецком и арабском языках, гласившими, что мирным жителям бояться не следует, нужно лишь соблюдать общественный порядок и, во избежание недоразумений, необходимо вернуться в свои дома.
Понимая, что спорить не только бессмысленно (ввиду наличия языкового барьера), но и опасно, Мустафа двинулся в обратную сторону, пытаясь выстроить в голове картину произошедшего, и по всему выходило, что столь ожидаемые
Собрав остатки воли в кулак, Мустафа дошел привычной дорогой до Капалы-чарши, где обнаружил не только безлюдную базарную площадь и таких же солдат с табличкой, перекрывавших дорогу в сторону Топкапы, но и смог взглянуть с открытого пространства в сторону своего дворца, не увидев там для себя ничего обнадёживающего. На башне Правосудия развивался незнакомый флаг, а значит его первоначальные выводы верны – город захвачен. Силы опять оставили Мустафу и отойдя подальше от солдат, он забился под прилавок и ненадолго впал в забытьё, а после принялся судорожно искать выход из создавшегося положения.
***
Немного успокоившись, Мустафа принял вполне логичное решение. Если невозможно идти в сторону дворца, значит он пойдёт в другую сторону. Там стена Константина, на которой должны быть его солдаты, а ещё дальше, у стены Феодосия, казармы янычар и Семибашенный замок с верным гарнизоном, где он неоднократно бывал и сможет наконец стать обратно самим собой и получить ответы на свои вопросы.
Определившись с планом дальнейших действий, султан воспрянул духом и двинулся к стене Константина сквозь лабиринт узких, кривых и грязных улочек, кляня на чем свет стоит градоначальника, допустившего такое непотребство в содержании столичной инфраструктуры, и придумывая для него на ходу изощрённые наказания. Со стороны стены отчетливо доносились звуки боя, но Мустафа продолжал идти, понимая, что другого варианта у него всё равно нет. Оказавшись через час в районе пролома, где Мустафа сам приказал разобрать стену, он стал свидетелем ожесточенной схватки, между небольшим отрядом захватчиков и янычарами, накатывавшими на них из-за стены огромными волнами. В какой-то момент боя он даже поверил, что всё, сейчас его доблестные воины возьмут верх и мучения закончатся, но нет. Подоспевшая к захватчикам подмога, вышвырнула янычар за пределы стены, как нашкодивших щенков, и бой на этом закончился.
Султан опять впал в панику, немного отлежался в грязной подворотне, и понял, что нужно дожидаться завтрашнего дня. Сейчас никаких вариантов преодолеть стену не просматривалось, а вот на следующий день такая возможность могла появиться. Хоть и безуспешная, но серьезная атака янычар, говорила, что часть города за стеной ещё не захвачена и завтра схватка обязательно возобновится, а ему нужно быть готовым воспользоваться окном возможностей.
Попытки напроситься на ночлег в близлежащих домах успехом не увенчались, никто не хотел впускать к себе в дом побитое, грязное и оборванное чучело, а когда он один раз назвал себя султаном, ещё и пригрозили поколотить палкой. Поэтому, запомнив дома негостеприимных жителей и напившись, с трудом сдерживая рвотный рефлекс, из кошачьей миски в одном из дворов, Мустафа устроился на ночлег в недостроенном доме и уснул, как убитый. Резервы его организма подходили к концу.
***
Место для ночлега султан выбрал удачно. Пролом в стене был хорошо виден, поэтому следующим утром ему не требовалось никуда идти. Устроившись поудобнее на своем наблюдательном пункте, Мустафа принялся ждать, вполне обоснованно надеясь, что сегодня заваруха здесь обязательно начнётся, а значит у него появится шанс выскользнуть из старого города. В итоге мысли султана подтвердились, но совсем не так, как бы ему хотелось.
Не успело солнце ещё подняться выше минаретов Сулеймание, как мимо его убежища проследовала большая колонна захватчиков в ещё более странной форме, чем у тех, кого он встречал вчера. Часть этих странных солдат удивительно легко несла тяжелые, даже на вид, черные щиты, а часть, также легко, катила небольшие пушки, имеющие целых четыре колеса, вместо двух. Но даже это было не самым удивительным и пугающим. До дрожи в конечностях, до колик в животе поразила султана четкость бездушного механизма, с которой двигались странные солдаты, и абсолютная неотвратимость смерти для каждого вставшего у них на пути, которой веяло от них во все стороны.