Викинги
Шрифт:
Глава 3. История Болгарского золота
Я — несчастнейший из людей, потому что у меня отняли мои глаза, язык, правую руку и сына; которого убил казначей императора. Но я могу назвать себя также и самым богатым, потому что я знаю, где спрятано Болгарское золото. Я скажу вам, где оно лежит, чтобы мне не умереть с этой тайной в груди, а ты, священник, передай это моему брату, но больше никому. Он потом сам решит, хочет ли он, чтобы об этом узнали другие.
На реке Днепр, там где великий волок пролегает рядом с порогами, сразу же под третьим порогом, если идти с юга, на правом берегу между могильным холмом патцинаков и маленькой скалой на реке, на которой растут три розовых куста, под водой, в узеньком проходе в скале, сокрытое под большими камнями, где поверхность скалы выступает — там лежит Болгарское золото, и одному мне известно это место. Столько золота, сколько могут унести два сильных человека, лежит там под водой в четырех маленьких сундучках, опечатанных императорской печатью, а также и серебро в пяти мешках
Ты должен знать, что в Миклагарде вместе с императором Василием, у которого нет детей, правит также Константин, его брат, которого тоже называют императором. Но истинный император — Василий. Это он правит страной, подавляет мятежи и каждый год воюет с болгарами и арабами, а Константин, его брат, сидит во дворце и играет со своим казначеем, придворными и евнухами, которые толпятся вокруг него. Когда кто-нибудь из них говорит ему, что он так же хорош, как и его брат, даже лучше, он бьет того, кто говорит, своей маленькой черной палкой с золотым орлом на ней, но удар этот всегда несильный, а говоривший впоследствии всегда получает богатые дары. Он — жестокий человек, когда не в настроении, еще хуже — когда он пьян.
Именно он является отцом трех принцесс. Им внушается, что они самые великие на земле после самих императоров, поскольку они — единственные дети императорских кровей. Их зовут: Евдокия, которая горбата и искалечена сифилисом и которую они скрывают, Зоя, одна из самых красивых женщин, которая охотно путалась с мужчинами с юных лет, и Феодора, слабая умом и набожная. Они не замужем, поскольку нет в мире человека, достойного стать их мужем, как говорят императоры, что постоянно расстраивает Зою.
Мы, охрана, попеременно то ходили на войну с императором Василием, то оставались во дворце с Константином. Я многое помню и расскажу тебе, но рассказ продвигается медленно, и я сейчас расскажу о моем сыне.
Моя жена звала его Георгием и так и окрестила его. Я был в походе с императором, когда он родился. После своего возвращения я за это избил ее кнутом и дал ему имя Хальвдан, хорошее имя. Когда он подрос, то был известен под обоими именами. С ней и с другими он разговаривал на греческом языке, который там используют женщины и священники, но со мной он говорил на нашем языке, хотя его он выучил медленнее. Когда ему было семь лет, моя жена объелась мидиями и умерла, и я больше не женился потому что плохо жениться на иностранке. Женщины в Миклагарде неважные. Как только выходят замуж становятся легкомысленными и ленивыми, а рождения детей старят их и делают непослушными. Когда их мужья пытаются укротить их, они с воплями бросаются к священникам и епископам. Они не похожи на наших женщин, которые все понимают и энергично работают, и которых роды делают мудрее и красивее. Таково было мнение всех норманнов, служивших в охране. Многие из нас меняли жен каждый год и всеравно были недовольны.
Но сын был моей радостью. Он имел хорошую фигуру и быстрые ноги, был находчивым и веселым Ничего не боялся, даже меня. Он был таким, что женщины на улице оборачивались, чтобы посмотреть на него, еще когда он был маленький, и еще быстрее стали оборачиваться, когда он возмужал. В этом было его несчастье, но ничего поделать было нельзя. Сейчас он мертв, но редко я не думаю о нем. Все, о чем я мог думать — это о нем и о Болгарском золоте. Оно могло стать его, если бы все было хорошо.
Когда умерла жена, сын проводил много времени с ее родичами, гардеробщиком Симбатиосом и его женой. Они были старые и бездетные, потому что гардеробщик, как и положено работающему в женских покоях, был евнухом. Однако он был женат, как это часто делают евнухи в Византии. Он и его жена побили Хальвдана, хотя и называли его Георгием, и когда я уходил с императором, они заботились о нем. Однажды я возвратился из похода и увидел, что старик плачет от радости. Он рассказал мне, что мой сын стал для принцесс товарищем по играм, особенно дляЗои, что они с Зоей уже подрались, выявив, что одинаково сильны, хотя она была на два года старше его. Хотя они и подрались, но Зоя сказала, что предпочитает его в качестве товарища племяннице митрополита Льва, которая падает на колени и ревет, когда кто-нибудь рвет ее одежду, и сыну камергера Никефоро,
Все это детские забавы, но вспоминать о них — это одна из немногих радостей, оставшихся у меня. Со временем все изменилось. Я не пересказываю всего, это заняло бы очень много времени. Но примерно пять лет спустя, когда я командовал отрядом личной стражи, Симбатиос вновь пришел ко мне в слезах, но на этот раз плакал он не от радости. В тот день он зашел в самую дальнюю гардеробную, в которой содержались наряды для коронации и которую редко кто посещал, чтобы посмотреть, нет ли там крыс. Вместо крыс он обнаружил там Хальвдана и Зою, игравших вместе в новую игру, в игру, один вид которой испугал его страшно, на постели, которую они соорудили из коронационных нарядов, вытащенных из шкафов. Когда он появился и стоял, не в силах вымолвить слова, они схватили свою одежду и скрылись, оставив коронационные платья, пошитые из пурпурного шелка Китае, сильно измятыми, так что он не знал, что Делать. Он отгладил их, как сумел, и сложил обратно в сундуки. Если об этом узнают, сказал он, его может ждать только одно — он лишится головы. Хорошо еще, что императрица была больна и лежала в постели, поэтому все придворные находились в ее комнате и у них не было времени подумать о чем-то другом, это и было причиной, что принцессу не так тщательно охраняли, как обычно, и она смогла использовать эту возможность, чтобы совратить моего сына. Нет никаких сомнений, сказал он, что вина лежит целиком на ней, поскольку никто не подумает, что мальчик на тринадцатом году имеет такие мысли. Но случившегося не изменить, и он считает это самой большой неудачей в своей жизни.
Я рассмеялся над его рассказом, подумав, что мальчик вел себя как истинный сын своего отца, и постарался успокоить старика, сказав ему, что Хальвдан слишком молод для того, чтобы наградить принцессу Зою маленьким императором, как бы они ни старались, сказал также, что даже если коронационные платья и помялись, то вряд ли им нанесен серьезный вред. Но старик продолжал рыдать и стонать. Он сказал, что жизнь всех нас в опасности — его, его жены, моего сына и моя собственная — потому что император Константин прикажет немедленно всех нас казнить. Никто, сказал он, не может предположить, что Зоя была напугана тем, что ее застали с Хальвданом, потому что ей уже было полных пятнадцать лет, а темпераментом она скорее напоминала горящего дьявола, чем краснеющую девственницу, так что можно не сомневаться, что она вскоре снова начнет эту игру с Хальвданом, поскольку он — единственный, кому разрешается общаться с ней, кроме женщин и евнухов. Со временем все обязательно раскроется, итогда принцесса Зоя получит взыскание от епископа а Хальвдана и всех нас убьют.
По мере того как он говорил, я начал испытывать страх. Я подумал обо всех тех людях, которых я видел и которые были искалечены и убиты за омрачение императорского настроения в течение тех лет, что я служил в охране. Мы послали за сыном и стали ругать его за то, что он сделал, но он сказал, что ни о чем не жалеет. Это был уже не первый раз, сказал он, и он — не ребенок, которого надо совращать, но знает о любви не меньше Зои. Я понял, что теперь их ничем не разлучить и что если этому позволить продолжаться, то катастрофа постигнет всех нас. Поэтому я запер его в доме гардеробщика и пошел позвать главного офицера охраны.
Его звали Захариас Лакенодрако, он имел титул Главного Меченосца, который очень почитаем среди византийцев. Это был высокий, почтенного вида старик с красными и зелеными алмазами на пальцах, мудрый человек и умелый оратор, но хитрый и злой, как и все, кто занимает высокие посты в Миклагарде. Я смиренно поклонился ему, сказал, что я несчастлив в охране и попросил разрешения провести оставшиеся годы службы на одном из императорских боевых кораблей. Он подумал над этой просьбой и счел ее трудновыполнимой. В конце концов он сказал, что, может быть, и сможет мне помочь, если я, в свою очередь, окажу ему небольшую услугу. Он желает, сказал он, чтобы архимандрита Софрона, исповедника императора Константина, хорошенько избили, потому что тот — его злейший враг и последнее время наговаривает на него императору за его спиной. Он не хочет, добавил он, никакого кровопролития, так что я не должен пользоваться никаким острым оружием против архимандрита, а просто хорошей палкой, которая пойдет ему на пользу. Он сказал, что сделать это лучше всего за дворцовым садом после того, как вечером он выедет от императора и поедет домой на своем белом муле.
Я ответил, что я уже долгое время христианин, что избиение священника будет большим грехом для меня. Но он по-отечески урезонил меня, объяснив, насколько я не прав в своих опасениях. «Ведь архимандрит,— сказал он, — еретик и смешивает две природы Христа, что и является причиной нашей ссоры. Так что побить его — богоугодное дело. Но он — человек опасный, ты умно поступишь, если возьмешь себе в помощь еще двоих. Потому что прежде, чем стать монахом, он был предводителем разбойников в Анатолии и до сих пор способен легко убить человека ударом кулака. Только сильные люди, такие, как солдаты охраны, могут дать ему взбучку, которой он заслуживает. Но я уверен, что твоей силы и мудрости хватит, чтобы сделать это. Возьми хорошие палки и сильных людей».