Викки
Шрифт:
Он потер свой длинный подбородок, и глаза его задумчиво блеснули.
— Белль до сих пор удерживает Майкла в одном из фешенебельных местечек на Восточном побережье, все пытается сделать из него джентльмена. — Сэм лукаво улыбнулся. — Но он уже заразился цирковой лихорадкой. Скоро он кончает университет, и я надеюсь, что смогу взять его под свою опеку, чтобы было кому на старости лет передать дело. Сама понимаешь, я не вечен…
— Вы проживете еще долго, и все это время от вас другим житья не будет, — усмехнулась Мара.
Сэм
— Это тебе карты говорят? — спросил он с такой надеждой, что Мара поняла: этот уже на крючке.
— Нет, карты по этому поводу хранят молчание, но всем известно, что вы слишком вредный человек, чтобы доставить окружающим радость вашей преждевременной кончиной.
— Может быть, ты и права. Ладно. Полагаю, мы по-прежнему можем иметь дело друг с другом. Как насчет контракта? Мне кажется, всякое благодеяние лишь выигрывает от того, что оно юридически оформлено.
За четверть часа он набросал чуть измененный вариант обычного контракта. Взяв бумагу и перьевую ручку, Мара какое-то время изучала текст. По выражению лица мистера Сэма она поняла, что тот считает ее, как и раньше, неграмотной и в полном соответствии с этим составил текст.
— Меня не вполне устраивают изменения, внесенные вами в текст, — сообщила она. — Пятнадцать процентов — это честь по чести. Тридцать — это уже грабеж.
— Ба, неужели я написал тридцать? Я имел в виду двадцать пять.
— Пятнадцать, — сказала она твердо. — Не забывайте, что я сама оплачиваю палатку, проживание и транспорт.
— Двадцать, и я предоставляю в твое распоряжение грузчиков, когда нужно будет выполнить тяжелую работу.
— Да? А я считала такие услуги само собой разумеющимися…
Торгуясь с мистером Сэмом, Мара вдруг открыла для себя, что ей это очень нравится. Ей по душе была такая тяжба — часть повседневной жизни, от которой она давно была оторвана.
Немного погодя, когда контракт был подписан в двух экземплярах, мистер Сэм с воодушевлением воскликнул:
— Ну что ж, с возвращением, Мара!
— И вовсе не Мара, — поправила она. — Меня зовут Роза Смит. Запомните это хорошенько, мистер Сэм.
И он запомнил: с этого дня для всех в цирке, начиная с самого Сэма и кончая только-только взятым на работу униформистом, она была мадам Розой, и лишь Кланки, оставшись с ней наедине в закрытом изнутри фургоне, позволяла себе называть ее Марой.
А тогда, пакуя вещи для отъезда во Флориду, она объявила Кланки:
— Мы делаем единственно верный шаг, Кланки. Я просто счастлива, и хотела бы только верить, что все это… — Она осеклась.
— Что все это не из-за Викки? Я знаю, как ты по ней тоскуешь… Тебе никогда не приходило в голову приехать в Бостон и потребовать свидания с нею? Ей сейчас должно быть… лет девять, я думаю.
— В июне исполнится десять. Я уже не раз хотела повидаться с ней. Одному Богу известно, какие искушения мне пришлось преодолеть. Но она ведь считает меня
Кланки хотела что-то сказать, но, подумав, сочла за лучшее продолжить сборы в дорогу.
9
Викки уже было известно, что «Большое южное шоу» среди передвижных цирков котируется как контора самого низкого пошиба, но она полагала, что все остальные цирки, даже если они, как уверял Джим, находятся под покровительством объединения воскресных школ, — одного поля ягоды. Поэтому первое же знакомство с Брадфорд-цирком оказалось для нее приятным сюрпризом.
— Никакой халтуры, никаких гимнастических выкрутас и прочей замшелой белиберды, никакого заведомого надувательства зрителей, — объяснял Джим, когда они подъезжали к цирку. — Солидные конторы сегодня не прибегают к мошенничеству. Не имеет смысла дурачить город, а то потом тебя к нему и на пушечный выстрел не подпустят.
С тех пор как они отметились у владельца цирка, сурового мужчины, которого все звали мистером Сэмом, в походке Джима прибавилось самодовольства. Заметив его приподнятое настроение, Викки удивилась: она никак не могла понять, почему приобщение к цирковой труппе так много значит для него. Что это: исполнение заветной мечты или просто возможность зарабатывать больше денег при двух, а не трех выступлениях в неделю?
Она вдруг почему-то вспомнила ту ночь, когда он ударил ее. Она тогда наступила себе на горло, чтобы помириться с ним. Не из страха, а потому, что он нуждался в ней, хоть и стыдился это показать, а Викки слишком ценила то, что она кому-то нужна…
Она проверила новые костюмы, которые им выдали в цирковой костюмерной. В соответствии с темой представления — «Народы мира» — они изображали на арене испанцев: она — в черной кружевной мантилье, он — в плаще тореадора. Плащ выглядел мятым, поэтому Викки разогрела на плите старый утюжок и через влажное полотенце начала его гладить.
Дебют в дневном представлении прошел без сучка и задоринки. Собаки не выкидывали никаких фортелей, а Джим в свете прожекторов выглядел даже импозантно. Разумеется, им выделили малую арену, в то время как на главной выступали акробаты.
— Ты меня слушаешь или спишь наяву? — спросил Джим. Он сидел на кровати и пил кофе.
— Извини. Я подумала, что номер и в самом деле неплохой, раз даже мистер Сэм нам кивнул, когда мы уходили с арены. Но может быть, нам следует попытаться сделать что-нибудь новое, Джим?
— И так все как нельзя лучше, — отмахнулся он.
— Но номер несколько старомоден, тебе не кажется?
Джим с грохотом поставил чашку — так, что даже стол закачался.
— Я не желаю, чтобы ты продолжала вмешиваться в мой номер! — И только сейчас, увидев его сжатые губы, Викки вспомнила, что подъем духа у него, как правило, мгновенно сменяется хандрой.