Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая

Дюма-отец Александр

– А, вот как!

– И он несколько часов разглядывал географическую карту. Вот эта карта как доказательство, можете взглянуть, – добавил Планше.

И он действительно принес графу де Ла Феру карту Франции, на которой опытный глаз Атоса различил маршрут, наколотый тонкими булавками; там,

где отсутствовала булавка, вехой и доказательством служила оставленная ею дырочка.

Проследив глазами за булавками и дырочками, Атос увидел, что д’Артаньян отправился на юг по направлению к Средиземному морю и Тулону. Около Канн отметки обрывались. Граф де Ла Фер несколько минут ломал себе голову, стараясь догадаться, зачем мушкетеру понадобилось ехать в Канны. Но размышления Атоса ничего не дали, и его обычная проницательность ему изменила. Рауль также ничего не разгадал, как и его отец.

– Что же делать? – спросил он у графа, который молча пальцем прочертил ему путь д’Артаньяна. – Как будто какой-то рок всегда сближает нашу судьбу с судьбой господина д’Артаньяна. Вот он возле Канн, а вы, граф, провожаете меня до Тулона. Будьте уверены, мы легче найдем его на нашем пути, чем на этой карте.

Затем, попрощавшись с Планше, который распекал своих приказчиков и даже своего преемника, родственника Трюшен, граф отправился с сыном к герцогу де Бофору.

Выйдя из лавки, они увидели фуру, на которой должны были поместиться прелестная Трюшен и мешки с золотом Планше.

– Каждый идет к счастью той дорогой, которую он себе выбрал, – промолвил Рауль.

– В Фонтенбло! – крикнул Планше своему кучеру.

XI

Опись господина де Бофора

Разговор с Планше о

д’Артаньяне и отъезд Планше из Парижа в деревню были для Атоса и его сына как бы прощанием со всем столичным шумом и со всей их прежней жизнью. Что оставляли за собой эти люди? Один исчерпал всю славу прошлого века, другой – все страдание нового времени. Очевидно, им больше нечего было требовать у своих современников.

Оставалось только нанести визит герцогу де Бофору и уточнить условия отъезда.

Герцог жил в Париже с тем великолепием и пышностью, которые напоминали некоторым старикам расточительное время Генриха III.

В те времена некоторые вельможи были богаче самого короля. Они это знали и не отказывали себе в удовольствии немножко унизить этим его королевское величество. Это была та эгоистичная аристократия, которую Ришелье принудил платить дань своей кровью, деньгами и поклонами. Короче, он принудил ее к королевской службе.

От Людовика XI, страшного косаря великих мира, до Ришелье – сколько семейств снова подняли голову! И столько от Ришелье до Людовика XIV склонили головы, чтобы больше никогда их не подымать! Но герцог де Бофор родился принцем, и в его жилах текла такая кровь, которая проливается на эшафоте только по приговору народа.

Будучи принцем, он сохранил привычку жить в роскоши. Как оплачивал он расходы на лошадей, слуг и стол? Никто этого не знал, а он еще меньше, чем другие. Просто в те времена королевские сыновья имели ту привилегию, что никто никогда не отказывал им в деньгах, одни – из почтительности и преданности, другие – твердо веруя в то, что когда-нибудь им будет заплачено.

Конец ознакомительного фрагмента.