Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая
Шрифт:
Атос пожал руку Арамису и, подойдя к Портосу, крепко поцеловал его.
– Я родился счастливцем, ведь правда? – прошептал Портос, заворачиваясь в плащ.
– Поедем, дорогой друг, – сказал Арамис.
Рауль ушел вперед, чтобы отдать распоряжения насчет двух лошадей.
Общество разделилось на две части. Атос, видя, что друзья его собираются уезжать, почувствовал, как какой-то туман застлал его глаза и тяжесть легла ему на сердце.
«Как странно! – подумал он. – Откуда у меня такое желание еще раз попрощаться с Портосом?»
И тут Портос обернулся и пошел к своему другу, протянув
Потом Портос сел на лошадь. Арамис вернулся, чтобы еще раз обнять Атоса.
Граф де Ла Фер видел, как на большой дороге удалялись в темноте их белые плащи. Похожие на привидения, вот они уже пропали за поворотом.
С тяжелым сердцем Атос направился к дому в сопровождении Рауля.
– Рауль, что-то подсказывает мне, что я видел их в последний раз.
– Это меня не удивляет, эта же мысль пришла и мне только что в голову, и мне тоже кажется, что я никогда больше не увижу господина дю Валлона и господина д’Эрбле.
– О, в вас говорит человек, огорченный по другому поводу, и вы все видите в черном цвете; но вы молоды, и если вы не увидите этих старых друзей, то лишь по той причине, что их больше не будет в том мире, где вам еще долгие годы надо прожить. Тогда как я…
Рауль покачал головой и прижался к плечу графа. Ни тот ни другой не нашли больше ни одного слова, так как сердца их были переполнены до краев.
Внезапно их внимание привлекли конский топот и людские голоса на дороге в Блуа. Всадники потрясали факелами и время от времени оглядывались, чтобы не слишком далеко отъезжать от следовавшего за ними отряда.
Эти огни, шум, пыль столбом от дюжины лошадей в богатых чепраках – все это было странным по сравнению с глухим и мрачным исчезновением двух теней Портоса и Арамиса.
Атос вернулся к себе.
Но он не успел дойти до своего цветника, как калитка осветилась пламенем. Все факелы остановились и как бы залили огнем всю дорогу. Раздался крик: «Герцог де Бофор!»
Атос бросился к дверям своего дома.
Герцог сошел с лошади и искал глазами хозяина.
– Я здесь, монсеньер, – сказал Атос.
– А, добрый вечер, дорогой граф, – отвечал герцог с той сердечностью, которая подкупала все сердца. – Не слишком поздно я приехал к вам?
– Прошу вас, входите, ваша светлость.
Опираясь на руку Атоса, герцог де Бофор вошел в дом. За ними шагал Рауль, окруженный офицерами герцога, среди которых у него было несколько друзей.
VIII
Герцог де Бофор
В тот момент, когда Рауль, желая оставить герцога наедине с Атосом, закрывал дверь и собирался перейти вместе с офицерами в соседнюю залу, герцог обернулся.
– Это тот юноша, которого так хвалил мне принц? – спросил господин де Бофор.
– Да, это он, монсеньер.
– Да он настоящий солдат! Он здесь не лишний, оставьте его с нами, граф.
– Оставайтесь, Рауль, раз монсеньер разрешает, – сказал Атос.
– Как он высок и красив! – продолжал герцог. – Вы мне его дадите, если я его попрошу у вас, сударь?
– Что вы хотите сказать, монсеньер?
– Я ведь приехал проститься с вами. Вы разве не знаете, кем я собираюсь
– Думаю, тем, кем вы всегда были, монсеньер, – храбрым принцем и прекрасным дворянином.
– Я собираюсь стать африканским принцем и бедуинским дворянином. Король посылает меня покорять арабов.
– Что вы говорите, монсеньер?
– Странно, вы не находите? Я, чистокровный парижанин, я – король предместий (меня ведь прозвали рыночным королем), я перехожу от площади Мобер к минаретам Джиджелли [1] ; я становлюсь авантюристом, искателем приключений.
1
Джиджелли – город и порт в Алжире, был захвачен в 1664 г. экспедицией герцога Бофора, но вскоре потерян.
– О, монсеньер, если бы не вы сами это мне говорили…
– Вы бы не поверили, не правда ли? Все же поверьте мне и простимся. Вот что значит снова обрести королевскую милость.
– Милость?
– Вы улыбаетесь? Ах, дорогой граф, вы знаете, почему я принял это назначение?
– Потому, что ваша светлость любит славу больше всего.
– О, какая же это слава – ехать стрелять из мушкета в этих дикарей! Я не так смотрю на славу и надеюсь, что я там найду кое-что другое… Но я хотел и хочу, чтобы моя жизнь, – слышите, граф, – чтобы моя жизнь имела бы еще и эту грань после всех странных огней, какими она блистала пятьдесят лет. Вы ведь согласитесь, что довольно странно родиться сыном короля, воевать с королями, считаться одним из могущественнейших людей своего века, быть всегда на высоте своего положения, походить на Генриха Четвертого, быть великим адмиралом Франции – и поехать за смертью в Джиджелли к этим туркам, маврам и сарацинам?
– Монсеньер, почему вы настаиваете на этом? – сказал смущенный Атос. – Неужели можно предположить, что столь блестящая судьба закончится в этом жалком углу?
– Неужели вы думаете, справедливый и доверчивый человек, что если я еду в Африку по такому смешному поводу, то я не постараюсь с честью выйти из этого смешного положения? Неужели я не заставлю говорить о себе? Разве для того, чтобы нынче заставить говорить о себе, когда есть принц, господин де Тюренн и еще несколько моих современников, разве мне, адмиралу Франции, сыну Генриха Четвертого и королю Парижа, можно сделать что-нибудь, кроме того, чтобы подставить свой лоб под пулю? Черт возьми! Уверяю вас, что об этом будут говорить. Я буду убит назло всем и против всех. Если не там, то в другом месте.
– Монсеньер, вы чрезмерно преувеличиваете. А в вашей жизни чрезмерной была только храбрость!
– Черт возьми, дорогой друг, это ведь храбрость – ехать туда, где цинга, дизентерия, саранча и отравленные стрелы, как мой предок Людовик Святой. Вы знаете, что эти негодяи до сих пор употребляют отравленные стрелы? И потом, я об этом давно думаю. И вы меня знаете: когда я чего-нибудь хочу, я хочу очень сильно.
– Вы пожелали уехать из Венсена, монсеньер?
– Да, но вы мне в этом помогли, мой друг; и, кстати, я смотрю по сторонам и не вижу моего старого друга господина Вогримо. Как он поживает?