Виктор Авилов
Шрифт:
Так началась их история.
Началась она с того, что в районе Юго-Запада столицы стали происходить удивительные вещи: например, в одну отнюдь не прекрасную ночь исчезла внезапно часть забора, огораживавшего стройплощадку гостиницы «Салют», на другой олимпийской стройке пропал и никогда уже не нашелся сварочный аппарат, на строительстве жилого дома утром недосчитались кирпичей и дверных косяков, никогда не прибыла по месту назначения машина с цементом, выехавшая на доставку согласно графику… Зато в строящемся театре постепенно появились сцена, двери, кирпичные стены фойе…
Вспоминает Сергей Белякович: «Начинали „с нуля“. Сами стали делать сцену. Зал. Где доски брать? Где стройматериалы? Романыч ночами не спал, рисовал — он хорошо рисует — как сцену расположить, как ряды.
Валерий Белякович вспоминал, что они вдвоем с Авиловым делали все в театре — фактически строили его. Конечно, все ребята включились в работу, но основная нагрузка легла именно на Валерия Романовича и Авилова.
Белякович рассказал историю о том, как Виктор чудом не погиб, когда они сваривали зрительские ряды. Виктор сидел, сгорбившись над сварочным аппаратом, а рядом стояла прислоненная к стене огромная шпала. Виктор дернул шнур аппарата и не заметил, что стоявшая на нем шпала медленно начала сползать по стене. Белякович увидел это издали — он не мог успеть подбежать к Виктору, он только крикнул громко и беспомощно: «Ви-и-тя!!!», понимая, что жужжание аппарата не даст Авилову услышать, но то ли Виктор все-таки расслышал отчаянный вопль режиссера, то ли интуитивно что-то понял, он успел откатиться от этого страшного места. И едва откатился в сторону — шпала рухнула.
Театр создавали с энтузиазмом. Ходили побирались, по воспоминаниям Сергея Беляковича: «Разделили между каждым членом труппы дома и вперед: звонили и „здрасьте… мы в 125-м доме организуем студию театральную, у вас нет ненужных вещей?“ Пальто, брюки, шляпки… за неделю завалили весь театр шмотьем. Выбирали, что подходит. А у контейнера бабки караулили — разнюхали, что кто-то добро выкидывает… Репетировали по ночам. Виктор приезжал на своем МАЗе. Ему надо песок возить, а он на репетиции. А чтобы грузовик не заглох, его нельзя было выключать. И вот стоит эта громила на проспекте Вернадского со своим прицепом и „т-т-т-т-т-т…“ Ночью! Одну простоял. Другую. Жители начали жаловаться… Приходил в гримерку, так там повисал запах мазута».
Есть такое широко известное выражение: «Сквозь тернии — к звездам». В данном случае, тернии отдавали откровенным криминалом (украденный на стройке сварочный аппарат и другие, более мелкие пропажи) и припахивали мазутом. Тем радостнее устремлялись к звездам — к тому будущему, которое еще не виделось даже в самых смелых грезах, думать о котором было как-то неловко и страшно. Потому, наверное, время от времени не выдерживали. Валерий Белякович вспомнил как-то, что Авилов несколько раз собирался уходить: «Все ему это надоедало. У него, как и у моего брата, как и у всех этих ребят, отсутствовала первая ступень, необходимая для того, чтобы быть актером. Собственно, ступень та называется — желание. „Не могу без этого жить“. У них оно отсутствовало. И выжил театр первые пять — десять лет до того, как стали „актеры“ осознавать себя Актерами, понимать, каким великим делом занимаются, только благодаря моей энергии. Моему бешеному темпераменту. Сколько раз я брата и Витьку останавливал! Макарова, их одноклассника, так и не удержал…»
Первая ступень, о которой говорил Валерий Белякович, действительно чрезвычайно важна для людей какого угодно дела: нет желания — значит, все держится на принуждении. Да, он и держал их своей энергией, своей верой в то, что театру быть, но он и-то пришли к режиссеру, что называется, «от нечего делать», не испытывая острой тяги к театру. И вообще тяги не испытывая. По мысли Валерия Беляковича, именно это отсутствие первой ступени лишает человека очень многого: вкуса к литературе (от незнания литературы как таковой, шире школьной программы), а значит — и вкуса вообще, а значит — в какой-то степени и интеллигентности. Нет фундамента, а без него строить по-настоящему невозможно. И победила только вера Валерия Беляковича в то, что рано или поздно эти ребята осознают, каким высоким делом суждено им заниматься.
Бешеная энергия Валерия Беляковича побеждала многое. В достаточно трудных условиях, когда основная масса его артистов еще совсем не определилась и не готова была к тому, чтобы без устали работать, а другая часть — ребята из ТЮМа — была еще совсем «зеленой» и слишком юной, он объединил их в подготовке нового спектакля, который был отрепетирован за две недели. К слову сказать, эти неистовые ритмы остались у Валерия Беляковича на всю жизнь — он и сегодня выпускает свои спектакли стремительно, не давая никому передохнуть, так, что артисты едва успевают выучить текст. И в подобном способе работы есть своя особая манкость для актеров — постоянный кураж, нечеловеческий ритм, отсутствие времени на пересуды, обсуждения, на все то, что К. С. Станиславский называл «каботинством». Этим в Театре на Юго-Западе и не пахнет.
В буклете театра, выпущенном к 25-летию, читаем: «Ах, как важно было не ошибиться с первой премьерой, как важно было заявить о себе, привлечь зрителей, заинтересовать их… Но В. Б. вовсе об этом не думал — он попал „в десятку“ интуитивно — взял и поставил, не мудрствуя лукаво, разухабистое зрелище по мотивам русских водевилей, никаких особых сверхзадач перед собой не ставя и системой Станиславского практически не пользуясь. Хотя, пожалуй, сверхзадача все же была: расшевелить, раскочегарить публику, чтоб смеялась, хохотала она до слез, родимая, и била в ладоши, забыв на время про тяготы социалистического реализма. Успех, естественно, был ошеломляющий, и в зале уже после третьего представления стабилизировался аншлаг на все последующие 25 лет. Первым игрался водевиль „Урок дочкам“. „Русофильские“ эпизоды дедушки Крылова отбивались „русофобской“ музыкой ансамбля „Квин“, прозападнически настроенные сестрички-истерички Фекла и Лукерья в результате всего опростоволосились и в финале лихо отплясывали вместе со всеми „Коробочку“, аранжированную Джеймсом Ластом, символизируя победу русского духа над гнилым Западом, что и требовалось доказать. Зато во второй части…»
Здесь необходимо небольшое отступление.
Водевиль Владимира Соллогуба «Беда от нежного сердца» Валерий Белякович впервые поставил еще в востряковском клубе, исповедуя полную свободу своих молодых исполнителей: делай, что хочешь. Забыл текст — перескажи своими словами, хочется высказаться с помощью ненормативной лексики — на здоровье, выкручивайся, как хочешь, в водевиле позволительно все! Теперь, в собственном помещении, установились какие-никакие законы: текст был отцензурован в соответствии с текстом Вл. Соллогуба, кое-какие чересчур откровенные сцены и крепкие выражения твердой рукой режиссера были сняты. Раскрепощенным молодым артистам было указано, что в водевиле, конечно, можно многое, но не все.
Именно на этом спектакле, как считают историки Юго-Запада, сложился твердый актерский ансамбль, в котором блистали всеми красками брат и сестра Ольга и Виктор Авиловы, Тамара Кудряшова, Надежда Бадакова, Сергей Белякович, Алексей Ванин, Вячеслав Гришечкин — сегодняшние бесспорные звезды театра, среди которых уже нет так рано покинувших этот мир Ольги и Виктора Авиловых…
Виктор играл в «Уроке дочкам» слугу Семена, а в «Беде от нежного сердца» маменьку, Дарью Бояркину — в черном длинном платье, кружевной шали, в которой он постоянно путался, с цепочкой на шее — он был неподражаем!.. От этой высохшей рыжей тетки исходила какая-то совершенно особая энергия: она считала, что еще вполне достойна полноценной женской жизни, женского счастья, а значит, очень важно не упустить любой шанс, и в глазах маменьки то и дело вспыхивали кошачьи огоньки. Она напропалую кокетничала с претендентами на руку ее дочки — стреляла глазками, томно вздыхала, принимала самые изысканные позы, этаким разухабистым жестом внезапно стягивала с головы платок, распуская роскошную рыжую гриву… В ту пору еще с мягким, мальчишеским овалом лица, Виктор Авилов был даже по-своему женствен, кокетлив и немыслимо смешон в этой роли. Он играл ее, по крайней мере, два десятилетия на радость не только зрителям, но и своим партнерам, заряжавшимся его энергетикой…