Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Конецкий Виктор Викторович

Но я должна Вам сказать, что если женщина в период полугода отсутствия мужа встречается с водопроводчиком, то не стоит сразу хвататься за скальпель и вены. С годами я поняла, что темперамент — вещь нешуточная, определяет очень многое. Чтобы его уравновесить, необходим интеллект, настоящее чувство и любимое дело. Здесь без сублимации не обойтись. Иначе появится водопроводчик. Но и случай с водопроводчиком может быть лишь данью природе, а не духовной изменой. Мы, женщины, ближе к этой природе. Во многом напоминаем детей, чем взрослых. Но бываем и рассудительны, и житейски мудры. И надо обладать большой долей ума и снисходительности, чтобы понять это и прощать, как прощаем мы и берем на себя черную

сторону жизни — быт. Тот затягивает нас, и ваше мужское дело не допустить этого. У Вас же нет быта. Вы один и на корабле. Вы хороший человек, но, судя по книгам, какой-то беспризорный. Будьте счастливы тем, что имеете. А людское море глубже Черного.

Наталия

Гомель. 1984

Судя по Вашим произведениям, Вы кое-что в жизни понимаете, но, к сожалению, начинаете изменять жизненной правде, вернее, поддаетесь всяким там чистоплюйским редакторам, которые в этой самой жизни вряд ли смыслят.

Взял тут Вашу книжку «Третий лишний», перелистывать начал. И сразу же про Витю Д., которого жена закрыла в квартире, чтобы он не нализался, да еще и кухню выкрасить велела. А он говорит, что, дескать, все равно надерется, так как у него бутылка спирта спрятана в духовке… Где?! В духовке! Бр-р-р! Меня аж передернуло. Вот она где, вопиющая неправда жизни! Во-первых, духовки у жен всегда чем-нибудь забиты, потом, там же тепло! Теплый спирт плохо идет. А разводить станешь холодной водой, все равно еще теплее станет. Реакция там такая — флогистоны выделяются. Мне ли Вам об этом говорить? А передернуло меня еще и оттого, что в журнальном варианте все было не так. В журнальном варианте он у Вас бутылку в сливной клозетный бочок прятал. Вот это верно, это я так делаю, делал то есть… Во-первых, жена туда не лазит — высоко, да и не ее это дело. Но главное не в том, главное — напиток там сохраняется холодным, как в холодильнике, в самую пору.

Короче, эпизод с клозетом у Вас был одним из первых миниатюрных шедевров, взятых строго из жизни, а потому и имел воспитательный резонанс на всю страну. Это я по себе знаю.

Жена меня тоже как-то заперла, больную подругу поехала навестить, а уходя, ласково так говорит:

— Ты, Миша, пока я езжу, пропылесось ковер и пол как следует протри.

— Топай, Марья, топай, — я тоже ласково ей сказал, — все будет как в лучших домах Лондона.

Бутылек у меня охлаждался, и мне страсть хотелось как, чтобы она быстрее слиняла. Уже запирая дверь, жена игриво добавила:

— А скучно будет — журнальчик почитай, там твой любимый Конецкий опять что-то написал.

— Почитаю, Машенька, почитаю. — Меня уже совсем нетерпеж разбирал.

Ну, ушла — я успокоился: три часа свободы. Теперь уже все надо делать по уму, с расстановкой. Закусон приготовил: огурчики малосол, колбаска с горчицей… Пошел в клозет, забрался на унитаз, заглянул в бачок… Пусто! Нет бутылки!.. Как так, ведь я точно ее вчера сюда положил. Отчетливо помню, как она булькнула и глухо звякнула о чугунину бачка. Фантастика, да и только! Заметался по квартире: все углы обшарил, сдуру даже в духовку заглянул. Нет бутылки, нет родимой! Расстроился до слез. Короче, лег я на диван, взял рекомендованный женой журнал, чтобы успокоиться, ну и прочитал о том, где ваш Витя Д. прятал бутылку со спиртом. Это место было подчеркнуто Машкой красным карандашом…

Миша Верхоглядов

Магадан. 8.05.84

Пишу на адрес редакции «Невы», может быть, вас заинтересует отзыв рядового читателя на повесть В. Конецкого «Третий лишний».

Третьим лишним в повести оказался… сам автор. И это в рейсе в Антарктиду, о котором он мечтал и которого так упорно добивался!

Каким

же образом известнейший писатель и профессиональный моряк оказался в столь неловкой, мягко говоря, ситуации? Но прежде всего об авторе.

В начале 50-х годов В. В. Конецкий окончил Высшее военно-морское училище в Ленинграде, несколько лет служил на кораблях ВМФ, затем на волне очередного сокращения Вооруженных сил был уволен в запас (в числе многих офицеров).

Пережившим этот нелегкий для них период кадровым офицерам до сих пор, спустя десятилетия, памятны трудности устройства своей жизни в совершенно новых гражданских условиях. Конецкий оказался «счастливчиком»: довольно скоро он утвердился в торговом флоте, пройдя все командные стадии и должности, и, что важнее, вошел в литературу как один из лучших писателей морской тематики.

И пожалуй, беспрецедентный случай, большой писатель остался профессиональным моряком.

Итак, один из последних его рейсов, как уже говорилось, в Антарктиду, в котором автор по иронии судьбы и оказался третьим лишним. В чем же причина? Одна из них — это неопределенность и надуманность (второй старший помощник) должности, предполагающей опеку молодого, но уже опытного, высокообразованного и энергичного штатного старпома.

Вторая, и главная — личные отношения с капитаном, бывшим другом. В одной повести, рисуя собирательный образ капитана судна, В. Конецкий многое взял именно от него, кое-что от других, в том числе и такую пикантную деталь, как связь капитана с буфетчицей… И сколько бы ни убеждал автор, что образ капитана в той повести именно собирательный, успеха он в этом не имел, в результате капитан стал недругом, а жена капитана — врагом.

Над автором сгущаются тучи и со стороны высшего руководителя пароходства: оно не может простить ему «опорочивания» заслуженных и уважаемых кадров.

И вот так, казалось бы, счастливое сочетание писателя и моряка оборачивается против него самого. Но В. Конецкий остается верным себе и в «Третьем лишнем». На этот раз им взят под верный прицел наставник капитана, человек, в общем-то, неплохой, заслуженный, но свое отслуживший и в данном рейсе ничего полезного не приносящий (вот уж кто третий лишний-то!). Так вот, видимо, и появляются недруги.

По возвращении из рейса автору все-таки пришлось пойти на компромисс. После трудного и резкого разговора с начальником пароходства, уже склонного к освобождению его от дальнейшей службы на судах, он добивается разрешения на очередной, без промедления рейс в Арктику.

Ведь пока писатель — моряк, он не плавать не может. Ему нужен «живой» материал, который может дать только море, ему нужно дописать новую повесть и доказать руководству, что пишет он о том, что знает, что есть, что должно быть и как быть не должно!

Хотелось бы пожелать В. Конецкому еще многих интересных рейсов и новых бескомпромиссных произведений о море и моряках.

Л. Н. Баладин

Симферополь. 1982

Нет, Вы отдаленно не понимаете, какую дарите людям радость. Даже очень больной, можно сказать погибающий, человек снова встает на ноги, входит в широкий мир, видит далекие моря и знакомится с чудесными людьми и оживает — словно жизнь снова распахивает перед ним дверь, а Ваш юмор согревает читателю душу!.. Я очень больна и уже никогда, по-видимому, не попаду в Ленинград, а Вы, конечно, уж никак не попадете в наш городок. Так что могу только повторить — моя дерзость написать Вам продиктована только горячим восхищением Вашим талантом, страстным желанием сказать Вам спасибо и заодно попросить — не стойте в открытой стойке перед подонками, как делает один Ваш герой и, как мне кажется, делаете и Вы… вы так беззащитно искренни!..