Виктор Вавич (Книга 1)
Шрифт:
– Студентик! Коля! Иди к нам! Хорошо как!
Она хотела сделать шаг, но боялась пустить ручку.
– Зина, куда? услышал Санька из дверей, и "офицюрус", тот самый офицер, что заводил тогда скандал в зале, без сюртука, высунулся и ловил Мирскую под руку.
Офицюрус оторвал руку Мирской от двери, тащил в номер. Мирская все глядела радостными глазами на Саньку. Она подняла руку, и легкий шелковый рукав сполз к плечу. Мирская мотнулась к Саньке и обхватила его за голову.
– Коля! Голубчик мой!
– кричала
Мирская прижала Санькину голову к себе, и Санька, не видя дороги, спотыкался. Мирская с размаху села на диван, и Санька неловко упал рядом. Подхватил фуражку. Офицюрус поворачивал в дверях ключ.
– С розочкой!
– вскрикнула Мирская.
– Мне розочку?
– И Мирская потянулась рукой. Санька отвернул грудь.
– Не хочешь?
– нахмурилась Мирская.
Она исподлобья поглядела на Саньку, темная угроза из-под низа, из темных дыр, затлела, заворочалась. И Санька подумал: "Сейчас все может быть. Бросится".
И вдруг Мирская засмеялась во все лицо - весело, лукаво.
– Она дала! Она дала! Знаю, знаю!
– и Мирская захлопала в ладоши. Санька боком глаза видел, как стоял посреди комнаты офицюрус, стоял, расставив тонкие ноги в ботфортах. Он качался корпусом, уперев руки в бока. Санька чувствовал, что офицюрус хочет начать говорить, уж отрывал два раза руку от бока.
– Очень хорошо!
– сказал, наконец, офицюрус.
Санька глянул. Под розовым фонарем, в цветной рубашке и в крахмальном воротничке, стоял рыжеватый блондин, блондин без ресниц и бровей, от розового света он лицом напоминал недорисованную куклу.
– Очень хорошо!
– повторил офицюрус и заложил за подтяжку палец: - От дамы... с визитом. Не угодно ли... познакомиться?
Офицюрус нетвердо шагнул вперед, и Санька не знал, ударит или протянет руку. Санька встал и протянул руку.
– Поручик Загодин!
– сказал офицюрус.
– Очень... хорошо.
– Он с розой!
– крикнула Мирская.
– Посылай за шампанским.
– Мирская пьяной рукой искала на стене кнопку. Нашла, уперлась пальцем.
– Краснеешь?
– дергала Мирская Саньку за рукав.
– Дай поцелую.
– Она дернула Саньку, повалила на себя и поцеловала в самые губы.
Лакей постучал. Офицюрус отпер.
– Деми-секу!
– крикнула Мирская.
– Твое счастье пьем, - и она опять обняла Саньку.
– Коля, дурак ты мой.
– Саня, - поправил Санька.
– Хочешь, чтоб Саня?
– грустно сказала Мирская.
– Ну пусть по-твоему, ты именинник. Только не играй, когда любят, проиграешься. Леньке я сказала, что не буду любить, если играть будет. А он пошел-таки, сволочь. Я ему вслед плюнула. И выиграл. Семьсот рублей, говорит. Врет или таится... а то хвастает. Ленька, сколько?
Лакей тихонько стукнул и вошел. Он поставил на стол, на ковровую скатерть, поверх
– Двенадцать стоит, - тихо и строго сказал лакей.
Было уже все равно, и Санька кинул еще пятерку, столкнул в руку лакею. Оставалось четыре с полтиной. Все было кончено. Санька старался улыбаться. Ему хотелось скорей выпить, но офицюрус осмотрел бутылку и сунул обратно в лед.
– Люблю, чтоб в стрелку заморозить, - и забарабанил ноготками по ведерку. Мирская смотрела на Саньку и вдруг встревоженно толкнула его в плечо.
– Чего задумался? А? Дурак: все будет. Давай погадаю. Собирай, собирай!
– И Мирская торопливо стала сгребать карты.
– Ты мне хмель собьешь, - твердила Мирская.
– Да, - сказал офицюрус, помогая Мирской, - чего вы, в самом деле, сидите, извините, как шиш на именинах? Какого на самом деле... ей-богу же. А? Двойку получили?
Санька покраснел.
– Вы, скажите, пьяны вы или просто... дурак?
– и Санька встал.
У Саньки тряхнулась челюсть, и слово "дурак" он как откусил зубами.
– Что, что ты ска... сказал?
Офицюрус поднялся и мигал рыжими веками.
Мирская бросила карты на стол, она откинулась на диван и хохотала, хохотала в потолок, с веселыми слезами на глазах. Из-эа портьеры в дверях торчала голова компаньонки.
– Возьми слова... свои слова...
– слышал Санька голос офицюруса через смех Мирской. Санька молчал и краснел больше и больше. Офицюрус мигал, уставясь на Саньку, и полз рукою в карман.
"Дать, дать сейчас с размаху в морду",- думал Санька и чувствовал, что сейчас рука сорвется, сорвется сама.
Офицюрус вытянул скользким движением из кармана браунинг и медленно поднимал.
– Возьми слова...
Санька дернул руку, отмахнул назад, и вдруг кто-то вцепился в руку, грузом, пудом повис. Мирская поймала его руку, метко, как кошка. Она прижалась грудью к его руке и беззвучно смеялась.
– Положи... на стол, Ленька! Положи!
– сквозь смех шептала Мирская. Она целовала Санькину руку, взасос, как целуют лицо ребенка. Целовала в ладонь, прижималась щекой.
– Положи!
– вдруг крикнула Мирская, когда Офицюрус стал спускать в карман браунинг.
– Уступаю... хозяйке, - бормотал Офицюрус. Он положил браунинг на стол.
– Кузьминишна, убери!
– крикнула Мирская. Экономкина голова втянулась в портьеру.
– Боишься?
– крикнула Мирская, схватила револьвер и швырнула в угол.
Офицюрус, повернувшись спиной, натягивал свой сюртук.
Мирская встала и твердой походкой пошла по ковру через комнату, где перед зеркалом, не спеша, застегивал сюртук Офицюрус.
Санька часто дышал и смотрел в пол, в узор ковра. Мирская шепталась с офицюрусом.