Виктор Вавич (Книга 3)
Шрифт:
– Прямо в кабинет, - вполголоса приговаривал по дороге городовой и сам постучал в двери.
– Войдите, - круглым голосом выкатил слово полицмейстер.
– Ага!
– он медленно покивал из-за стола на поклон Вавича. Городовой остался за дверьми.
– Что ж это вы, голубчик, - и полицмейстер откинулся на спинку кресла, упер перед грудью пальцы в пальцы, - что ж это вы давеча рассказывали и этак... героем этаким представились.
– Я...
– начал громко Вавич, решительно крикнул: - Я! Но полицмейстер поднял руку.
– Можно?
– Куда я их сунула?
– Выходит, вы все мне тут налгали, - уже покрепче голосом говорил полицмейстер, - ничего вы не унюхали! Да-с! А вас натолкнул старик, господин Фомичев! Ага, знаете!
Варвара Андреевна на миг оглянулась на Виктора.
– ...Староста Петропавловской церкви и содержатель трактира второго разряда. Помолчите!
– вдруг крикнул полицмейстер.
– Вот, извольте, - уже выкрикивал полицмейстер,- он тут бумагу уже подал, - и полицмейстер тряс толстым листом слоновой бумаги, - вот тут излагает и ходатайство тут, просит о награждении.
Полицмейстер стукнул листом по столу.
– Не тебя, конечно! Постовой мог задержать. Герой!
– Револьвер! однако! оказался!
– лаем выкрикивал Виктор.
– Что оказался?
– полицмейстер нагнулся вперед.
– Что? Сороченки? Убитого? Да? Кто сказал? Номер? Это еще проверим, батенька. Может быть, конечно, - тише заговорил полицмейстер.
– Слушай, - вдруг сказала Варвара Андреевна, - скажи, чтоб поискали, где-нибудь они должны быть. Разменяй мне, пожалуйста, десять рублей, - и она рылась в портмоне.
– Да-с, - полицмейстер совал руку в карман брюк, - а зачем это в Московский понадобилось сдать - довести не мог? Тигра, подумаешь, поймал, полицмейстер доставал деньги, глядел в кошелек, - а револьвер, видите ли, вам понадобилось сдать лично мне, - и он глянул на Вавича.- Как эти фестоны понимать прикажете?
– он передавал бумажки Варваре Андреевне. Она заправила их в разрез перчатки, пошла к двери, не глядела на Вавича.
– Да! Что это за финтифлюшки, - сквозь зубы заговорил полицмейстер. Он встал и стукал по столу пальцем.
– Что? Боялся, что в Соборном отпустят? Что же это? Где слу-жи-те?
Виктор боялся, что могут слезы сами брызнуть, от злости слезы.
– Где служите?
– шагнул из-за стола полицмейстер, сделал шаг к Вавичу.
– Ступайте вон!
– сказал, как проплевал, в самое лицо Виктора полицмейстер.
Вдруг Вавич ударил глазами в полицмейстера, как камнями бросил, весь наклонился боком и ногу сзади отставил, в самой вольной, в самой дерзкой позе. Полицмейстер голову назад вскинул, брови прыгнули.
– На точном основании приказа, - и голос у Вавича, как молотком по железу, - его высокопревосходительства генерал-губернатора генерала-от-кавалерии Миллера - отвести в ближайший участок! Найденное при обысках
А служу я Его Императорскому Величеству Государю Императору Николаю Второму Александровичу. Присягал!
– и Виктор круто повернулся и вышел в двери.
Виктор без дыхания прошагал всю канцелярию - к генералу и застрелюсь!
"Ваше высокопревосходительство! Приказ вашего высокопревосходительства в законной точности, и подвергаюсь", - и Виктор видел, как он стоит по-военному, - а он сразу увидит - военный, - и генерал смотрит строго и поощрительно.
– И Вавич быстро стукал по ступенькам лестницы, уже взялся за дверь - и вдруг сверху:
– Надзиратель! Вавич!
Виктор хотел уж не слышать, сунулся в двери и взглянул назад: служитель канцелярский с медалями тарахтел каблуками по лестнице.
– Просят назад господин полицмейстер. Просят.
– Запыхался, бежал, видно. Виктор шел назад, весь напружился.
– Вы, кажется, обиделись?
– полицмейстер улыбался.
– А вы садитесь. Да садитесь же, потолкуем. Виктор сел, вертел головой по сторонам.
– Ведь мы на службе иногда и повздорим, без этого нельзя. Не надо все к сердцу. Вы наверно знаете, что этот номер? Как вы записали?
– и полицмейстер шарил глазами по столу.
– 287940!
– сказал Виктор.
– Да ведь этот номер был у Сороченки? Так это уж кончик. Подумать только - Тиктин и этакое уж знаете... Вавич кивал головой, глядел мимо, в окошко.
Виктор посидел на бульваре. То сидел, ноги расставив, избочась. То крепко скрестив руки, и ноги вытягивал одна на одну. Заходил обедать в "Южный". Спрашивал самое дорогое. Вечером к одиннадцати часам - пришел домой.
– Ждут уж часов с восьми, - шептала Фроська в передней и кивала на дверь в кабинет.
Но дверь уж приотворилась. Сеньковский выглянул в просвет.
Виктор снимал шинель, будто не видел.
– Ага! Что скажешь?
– Виктор, стоя, тер руки и глядел строго на Сеньковского.
– Да черт тебя! Три часа тут, чуть не заснул. А супруга твоя... Что, у вас военное положение?
– Не нравится, я ведь не звал, - и Виктор подошел к столу, открыл коробку с табаком.
– Ты не запускай!
– шепотом говорил Сеньковский.
– Я и не сидел бы здесь, черт с тобой совсем.- Он подошел к Виктору вплотную.
– Она велела, чтоб пришел, до часу будет ждать. Слышал?
– Угум?
– промычал Виктор и глядел, как набивалась папироса. Набитая папироса отскочила от машинки.
– Merci-c, - и Сеньковский подхватил папиросу.
– Положи!
– крикнул Вавич.
– Пулемет какой!
– и Сеньковский положил на стол папиросу.
– Ты знаешь что? Черт с тобой, я пойду, а ты петухов не запускай лучше, а то - прямо тебе говорю, живо, брат, тебя, - и Сеньковский оскалился и тер в воздухе между ладонями, - фють!
– дунул Сеньковский.
– Фють и готово.