Виктор Вавич (Книга 3)
Шрифт:
– Я рапорт подаю генералу Миллеру, - размеренно сказал Виктор и чиркнул спичку.
– Ну и шут с тобой!
– и Сеньковский шагнул в прихожую. Виктор слышал, как он сказал: "Не нажгись" - и прихлопнул за собой дверь.
Я унесу
АННА Григорьевна сидела на Надиной кровати и раскладывала на одеяле карты: уж который раз раскладывала на червонную даму, все выходили "дороги", "дороги"... В прихожей позвонили. Анна Григорьевна пугливо дернулась и быстро накрыла карты подушкой. Выглянула в коридор: Башкин стоял, он держал шляпу на уровне лица
– Никого нет? Гостей нет?
– Я одна, одна!
– зашагала к нему Анна Григорьевна.
– Семен Петрович.
Башкин шел, тихо стукал, озирался.
– Анна Григорьевна! Вы ничего не знаете?
– Башкин говорил шепотом. Пройдемте к вам, я с поезда, на даче живу. Идемте, идемте, - шептал Башкин.
Он взял Анну Григорьевну за руку. Рука Башкина дрожала, и он крепко зажимал руку Анны Григорьевны.
– Сядемте, - все шепотом говорил Башкин. Плотно запер дверь.
– Не зажигайте, так довольно света. Он сел против Анны Григорьевны.
– Вы знаете, ваш сын арестован. АннаГригорьевна вся дернулась вверх и как от боли закусила губу.
– И очень скверно арестован, - Башкин не мог смотреть на это лицо, глядел вбок.
– Его арестовал квартальный на улице, и у него в кармане нашли револьвер.
– Башкин слышал, как мелко тряслось кресло под Анной Григорьевной.
– Это ничего, ничего!
– говорил умоляющим голосом Башкин.
– А квартальный, Вавич, что арестовал его, говорит, что револьвер, - еле слышно шептал Башкин, - с убитого городового.
Анна Григорьевна вдруг схватилась руками за виски, пригнула голову к коленям и тыкалась головой в колени и стукала об пол ногой в отчаянном такте.
– Что ж это? Что ж это? Что ж это?
– все громче и громче повторяла Анна Григорьевна.
– Анна Григорьевна! Нельзя! Нельзя!
– вдруг крепко сказал Башкин, почти крикнул. Он толкнул в плечо Анну Григорьевну.
– Надо сейчас же действовать, действовать!
Анна Григорьевна раскрытыми сумасшедшими глазами смотрела на Башкина.
– Ведь сейчас же, ночью, могут сделать обыск. Надо все, все в его комнате пересмотреть. Сейчас же! Анна Григорьевна встала.
– Боже, Боже!
– говорила она и быстро шла с Башкиным в Санькину комнату.
– Дуняша!
– крикнул Башкин в кухню.
– Никого кроме барина не впускать! Я буду просматривать, а вы складывайте обратно, - шептал Башкин.
– Боже! Боже!
– повторяла Анна Григорьевна. Она стояла посреди комнаты, давила ладонями виски, расставив вбок локти.
Башкин зажег обе лампы в Санькиной комнате. Он выдергивал незапертые ящики стола, судорожно быстро перебирал, пересматривал.
– Укладывайте!
– командовал шепотом Башкин. И выдергивал другой ящик.
Анна Григорьевна с раскрытыми настежь глазами укладывала аккуратно вещи - ручки, кисточки, стеклянные трубочки - и дышала все с тем же:
– Боже! Боже!
Башкин обезьяньей хваткой перекидывал книги на этажерке. Он дошел доверху: поверх книг, завернутая, толстая. Он схватил, сунулся к столу, к лампе, быстро рвал веревочку, отрывал бумагу. Сверху переплет, от Библии, не приклеенный! И руки сразу
Анна Григорьевна оставила укладку, глядела, задохнувшись.
Башкин вдруг переложил железную книгу на кровать, осторожно, бережно.
– Что это? Что?
– шепотом спрашивала Анна Григорьевна.
– Я унесу!
– сказал Башкин.
Анна Григорьевна глядела на него, на дверь.
– Что? Вы боитесь, что сейчас придут?
– Пусть придут!
– выкрикнул Башкин.
– Я скажу, что я! Я принес. Да! Вот сейчас заверну в бумагу, - Башкин сдернул синий оберточный лист с письменного стола, - вот!
– Он обернул на кровати в бумагу железную книгу.
– Вот! и надпишу: Семена Башкина. Прямо распишусь, подпись пусть будет!
Башкин схватил из поваленного стаканчика цветной карандаш и надписал красными буквами - С. Башкин и расчеркнулся.
– Вот, пожалуйте!
– он двумя руками осторожно показывал Анне Григорьевне.
– Это же бомба!
– сказал в самое ухо Анне Григорьевне Башкин.
– Я в прихожей положу под стол. Да! И шляпой своей собственной накрою сверху.
Анна Григорьевна молча поворачивалась за Башкиным.
Анна Григорьевна стояла, все глядела на Башкина, когда он вернулся из прихожей, и что-то шептала неслышно.
– Что? Что?
– Башкин наклонил ухо.
– Это, наверно, тот оставил... сегодня один заходил без него.
– Я унесу, унесу! Дальше, дальше!
– Башкин бросился к постели, отгибал матрац.
– Господи!
– говорил Башкин.
– Господи! Почему у меня, у меня именно, нет матери. Нет, нет матери, - Башкин порывисто откидывал подушки.
– На миг, на один миг чтоб была, я все бы отдал, чтоб вот теперь, теперь была б, у каждого прохвоста есть, вот сейчас бы. Нет, нет! Вы ему мать, и вам в десять тысяч раз лучше, чтоб я с десятью бомбами попался, чем он с одним револьвером. Нет, нет! Не то! Не для этого. Не для этого!
– почти крикнул Башкин и бросил на кровать Санькин сюртук.
– Со мной ничего, ничего бы не было.
– Башкин сидел на кровати и говорил, захлебываясь.
– Я бы об ней думал бы, вы знаете, мне эту ночь она снилась, как умирала, закрыла глаза и не дышала, а я бросился - мама! и она встрепенулась и схватила меня за голову и прижала губы поцелуем и - рот уже трупный, а я пересиливаюсь и целую, а она меня зубом единственным укусила в губы. Страшно больно, - я проснулся. Башкин поднял к губе руку.
– Кончаем, кончаем, - вскочил Башкин. Он бросился перебирать полотенца.
– Все! Все!
– говорил возбужденно Башкин.
– А ему грозит военный суд. И он, может быть, вас тоже ночью укусит в губу.
Анна Григорьевна в столбняке глядела на Башкина.
– Анна Григорьевна! Вы, вы, вы! верите, что я ваш друг? Анна Григорьевна медленно поднимала, протягивала руки. Башкин взялся за ручку двери. Анна Григорьевна протягивала к нему руки - Башкин вытянул вперед голову:
– А Варька! Варька-то! полицмейстерша проклятая, знаете? Живет с Миллером, - шепотом, ясным раздельным шепотом сказал Башкин, - знайте!