Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
Он скатился в бухту на той стороне, свернул мокрый спальник и начал снова грузить лодку. Нет, сначала нужно спустить ее на воду, а то он не сможет потом спихнуть такую тяжесть — отлив. На холодную мокрень, хлюпавшую в сапогах, он больше внимания не обращал. Главное — ничего не забыть. Здесь нельзя оставлять никаких следов. Перекидав коробки и канистры, он погрузил рюкзак. Потом забрался сам, взялся за весла и отчалил.
Вода в проливе все еще была спокойной — казалось, что плывешь по туннелю. Но при свете дня многое выглядело иначе, чем ночью. Со стороны Титрана вздымалась гора, но холм был пологим. Грязно-рыжие водоросли пластались и топорщились; теперь, когда стало видно бледно-зеленое дно, вода сделалась ему еще более отвратительной. Но больше всего он боялся буйного моря.
И вверить свою жизнь небесам.
Он греб изо всех сил. И плеск весел заглушал ворчание моря. Мартенса кидало то в жар, то в холод. Он не забывал постоянно шевелить пальцами ног и между гребками сжимал и разжимал кулаки. Ему снова грезились вкуснейший обед и кровать с сотней перин.
У оконечности острова он заметил что-то черное. Черную гору. И пролив. Это будет последним и решающим испытанием. Если он выдержит его, то обеспечит себе безопасность, одиночество и безнаказанность.
Его вынесло в море, он несколько раз судорожно взмахнул веслами, и тут же на лодку как сумасшедшие накинулись волны. Влево-вправо, вверх-вниз, но лодка скользила по волнам как пробка. Главное — не приближаться к берегу. Если лодку понесет на скалу, он, может быть, и сумеет выбраться, но лодку скорей всего разорвет в клочья. А он ни на минуту не забывал, что наступит день, когда ему надо будет эвакуироваться с острова. Он плыл вдоль берега, напрягая все силы. Когда лодку поднимало волной, весла шлепали по воздуху, а два раза он не удержался и свалился на дно. Правда, весла из рук оба раза не выпустил и, уцепившись за них, поднимался. У него не было времени оглянуться — далеко ли еще плыть; наверняка он не пропустит хижину, когда поравняется с ней. Она должна появиться по правую руку метров через сто, не больше.
И все-таки конец путешествия превратился в сущий кошмар. Видно, кончились силы, к тому же он неэкономно израсходовал слишком много энергии на ненужные движения. Плечи ломило так, будто кто навалился сзади и тычет их чем-то жгучим, а гудящие руки не поднимались. Морская бездна, с холодной алчностью заглядывавшая в лицо, страшила Мартенса как ничто. Вода и безжалостная ее толща.
Наконец-то!
Как раз когда гневливое море в очередной раз развернуло лодку, он увидел хижину — в двух шагах. Крохотная бухта и домик так безраздельно слились с ландшафтом, что он едва не проскочил мимо. Как сумасшедший, он кинулся загребать левым веслом. Теперь не суетиться. Он почувствовал приятное щекотание внутри, когда большая волна подхватила лодку и потащила к берегу. Десять метров, семь, четыре. Два гребка правым веслом — чтобы не наскочить на мыс в устье бухты. Бухту, ничем не отличавшуюся от той первой, кроме распрекрасной хибары Сигурда С. Нурдванга. Конец волнам, пене, качке. Красная посудина не получила даже царапины, так ловко он маневрировал. Сейчас она мерно покачивалась у игрушечного пляжа. Осторожно — острые камни. Лучше высаживаться на небольшое плато, служившее причалом.
Он решил, что, причаливая, брызнул себе в глаза соленой водой. И не сразу понял, что это просто слезы. Закоченевший, как бревно, он полупривстал и протянул руку. Ладонь в мокрой варежке погладила камни, набираясь уверенности. Причалил. Берег был чуть не на метр выше уровня моря, и он едва не надорвался, перекидывая туда коробки. Канистры казались наполненными свинцом, а не водой. Он сделал над собой усилие и встал. Пришлось уцепиться за причальный трос, чтобы не ухнуть обратно в лодку. Ее нужно будет вытянуть на сушу — неровен час, смоет в море, и оборвется связь с внешним миром. Выволакивая лодку, он отметил краем сознания, что каким-то чудом весла из нее не выпали.
Потом Мартенс повернулся лицом к хижине и — пришел в себя. Он победно вскинул зажатую в кулак руку как футболист, пробивший решающее пенальти. Все, можно приступать к заключительной стадии плана.
Мартенс перетащил вещи к
Ключ подошел. Мортен снял замок и вошел внутрь. Дохнуло темным холодом, но он чувствовал себя как человек, набредший на приют посреди ледовой пустыни. Стены означают тепло. Фонарик, лежавший в кармане куртки, сдох, и Мортен понял, что придется снять ставень с единственного окна. Протиснувшись в щель между хижиной и скалой, он обнаружил, что ставень элементарно снимается в одно движение; оставил его стоять на земле и вернулся в дом.
Дунк-дунк-дунк.
Поначалу он никак не отреагировал. Он осматривался в хижине, с бурной радостью убеждаясь, что все примерно так, как он помнил. «Кухня» с печкой. Стол с табуреткой и креслом. Керосиновая лампа. Полки с книгами. Кровать. На ней только матрас, но и это немало. Здесь сухо и безветренно. Крыша не течет. Насколько он знает художника, наверняка в печке, по примеру охотничьих домиков, все готово для растопки. «Тролль Бург» — выбито на чугуне. Он присел на корточки и открыл дверцу. Спасибо сердечное, Нурдванг, это вам зачтется особо. Надо только поднести спичку.
Дунк-дунк-дунк.
Вот стучит-то. Спички, лежавшее в кармане, отсырели, но прежде чем он начал соображать, в какую коробку сунул остальные, он увидел два коробка на полке над печкой. Трясущимися руками он открыл один из коробков и чиркнул спичкой. Бумага немедленно занялась, и Мортен прикрыл дверцу наполовину.
Дунк-дунк-дунк.
Звук шел от движущегося предмета. И едва не заглушал многообещающее скворчание в печке. Он высунулся, и лицо обжег ветер. Обзор с обеих сторон загораживали скалы. Идиот, да это же моторка! И как раз теперь, когда все шло так удачно. Он заметался, как пытающийся привести себя в порядок неверный муж, застуканный на месте преступления, стал судорожно втаскивать вещи внутрь. Свалил в кучу коробки, как сбитые кегли. Зашвырнул канистры. Напоследок рюкзак.
Дунк-дунк-дунк.
Надувная лодка алела на берегу как костер.
Более доходчивого способа подать сигнал бедствия просто не существует. Успеет ли он поставить ее на попа и пропихнуть ее в дверь?
Не успел. Чуть правее мыса показался нос моторной шхуны.
Маскировка, мелькнула у него мысль. Не додумав ее до конца, он бросился на землю и вытянулся в длину, загородив собой лодку. Натруженная спина чувствительно заныла, но он умудрился лежать тихо, как мышь.
Дунк-дунк-дунк.
Пристать здесь к берегу большая рыбацкая шхуна не сможет. Но если его заметят с борта, лодка замедлит ход, давая возможность капитану хорошенько все рассмотреть в бинокль. Что происходит, Мартенс не видел — он лежал, отвернув лицо к хижине и только надеялся, что темно-синяя аляска и сапоги сливаются со скалами. То, что он снял ставень, неопасно, потому что хижина стоит вполоборота к морю. Но вот не идет ли уже дым из трубы?
Дунк-дунк-дунк.
Тарахтело в прежнем ритме, но звук постепенно слабел. Пока Мартенс не уверился, что лодка скрылась за горизонтом, он лежал не шевелясь. Потом медленно перекатился на спину и посмотрел на море. Вот теперь он действительно совсем один. Подыхающий от усталости, замерзший, с пульсом не меньше ста пятидесяти, но один.
Перво-наперво он сдул лодку. Два запасных баллончика у него есть, а времени изучить инструкцию будет предостаточно. Потом скатал лодку и занес в хижину. И снова вышел: посмотреть, насколько заметен дым. В крайнем случае придется топить ночью. Но ничего страшного — едва заметная голубая струйка, которую тут же разносит ветер. Кстати, как с дровами? Нурдванг обмолвился, что вылавливает топляк из моря и покупает в Титране торф. Мартенс вернулся в хижину и открыл дровяной ящик. Он был наполовину заполнен дровами и бумагой. Сзади хижины, под косым навесом рядом с клозетом, он обнаружил доски, палки и несколько бревнышек потолще.