Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
Их, разумеется, не последовало; незнакомец склонился над девушкой.
— Что, колено? — участливо спросил он негромким голосом, на этот раз по-английски.
Она еле заметно кивнула; он же явно никак не мог взять в толк, почему девушка так дрожит.
— Я вовсе не хотел тебя так напугать.
В голосе звучало искреннее сожаление; Мэрион наконец решилась и украдкой взглянула на него. Короткие волосики его бороды в лучах солнца казались золотыми. Мужчина протянул руку, желая помочь ей подняться. Как бы не замечая этого, она попыталась было встать сама, однако нога вновь подвела.
Ощутив его прикосновение, она вся покрылась гусиной кожей. Как бы со стороны она увидела, что ее отрывают от земли и несут в сторону дома.
— Нет!.. Нет!..
Не обращая внимания на ее протесты, он ногой распахнул дверь, вошел внутрь, осторожно положил девушку на старый диван и отступил на шаг. Пробежка и последовавшая за ней транспортировка беглянки в дом, вероятно, его утомили, ибо он раскраснелся и тяжело дышал.
— А ну-ка, попытайся разогнуть колено.
Она машинально подчинилась и, несмотря на боль, сумела вытянуть ногу.
— У-уже почти в-все п-прошло…
— Замечательно. Полежи тут немного, а я пока приготовлю чай.
Не переставая дрожать, Мэрион попыталась изобразить на лице признательную улыбку. Голос писателя звучал так заботливо; о том, чем он занимался в саду, она уже не думала. Если уж на то пошло, она ведь сама виновата, что очутилась в такой ситуации. Пока хозяин хлопотал на кухне, она осмотрелась и понемногу успокоилась. Большая комната с закопченными потолками, у торцевой стены — глубокий камин. Окна с частым переплетом создавали как раз ту самую атмосферу, которая, по ее мнению, должна была царить в Рэттлбоун коттедж. Если не считать кое-каких предметов мебели, обстановка здесь полностью отвечала ее вкусам.
— Тебе не холодно? А то можно растопить камин. — Фигура хозяина на мгновение появилась в дверном проеме.
Девушка вдруг почувствовал жгучий стыд. Покачав головой, Мэрион ответила, что температура тут в самый раз. Она очень надеялась, что колено повреждено не слишком серьезно и ей удастся добраться до деревни без посторонней помощи. Но как объяснить ему свое присутствие в саду? Что он может о ней подумать? Вообще-то, при ближайшем рассмотрении незнакомец выглядел совсем не страшным.
Он заварил чай, зачерпнул его прямо из вмурованного в каменную плиту котла, и присел на табурет у низкого стола.
— Может, тебе с молоком?
— Нет-нет, не стоит беспокоиться… Все так неудобно вышло…
— Что ты, напротив. Ведь я живу здесь в полном одиночестве и всегда рад, если ко мне кто-то заглядывает.
— Я вовсе не хотела…
— Я тоже. Сперва я решил, что это какой-то зверь, и собрался поймать его себе на обед. — Набивая трубку, он лукаво взглянул на нее. — Должен сказать, юная леди, здесь в округе полным-полно кроликов. А бедный писатель вынужден питаться тем, что посылает ему Господь Бог. Когда ты появилась, я как раз мастерил ловушку для кроликов.
Кровь так и бросилась ей в лицо. Ну и дура же она! Трусиха и психопатка. Способность спокойно рассуждать постепенно возвращалась к ней. Этот человек не причинит ей вреда. Да он ей в отцы годится.
— Между прочим, а как тебя зовут?
— Мэрион… Мэрион Сиджвик. Я помогаю
— И любишь совершать прогулки по утрам.
— Да, я… — Она пригубила чай и осторожно улыбнулась.
— Ты, вероятно, думаешь, что писатели — кровожадные людоеды, а?
— Я… что касается мужчин, у меня есть определенный печальный опыт.
Он понимающе кивнул, однако не стал развивать дальше эту тему.
— Ты, наверное, знаешь, кто я такой? Зовут меня Уильям Смит, для друзей — просто Билл.
— Ты пишешь.
— Пытаюсь писать.
— А я вот явилась мешать. — Она наконец отважилась поддержать разговор.
— Да нисколько. Видишь ли, сегодня у моей пишущей машинки выходной.
Она проследила за его рукой. Машинка стояла на маленьком столике под серым чехлом.
— Я и впрямь снял этот дом, чтобы поработать в тишине и покое, однако пока что моя муза меня что-то не посещает. Даже таким гениям, как Уильям Шекспир, необходимо вдохновение, своего рода…
— Divine fire [20] .
— Вот именно.
Она снова отхлебнула чай. Он был слегка горьковатым на вкус. Видимо, немного перекипел.
— И что же ты пишешь?
— Да всего понемногу. Исключительно чтобы отогнать призрак голода, публикую помаленьку разные новеллки под псевдонимами. А время от времени пишу стихи, которые никто не читает.
20
Божественный огонь (англ.).
Она едва не созналась, что тоже пробует сочинять стихи, однако вовремя прикусила язык. Вместо этого она заметила:
— А знаешь, ведь здесь бывали Колридж и Вордсворт.
— Где, в Рэттлбоун коттедж?
— Нет, в деревне. По крайней мере, они однажды тут ночевали.
— Давненько, вероятно, это было.
— Более ста восьмидесяти лет назад. Интересно, как тут все тогда выглядело?
— Во всяком случае, дома, думаю, были почти такими же.
Внезапно ей пришло в голову, что в данный момент она абсолютно спокойно беседует с посторонним мужчиной, да еще лежа у него дома на диване! Интересно, откуда он родом, что за человек? По произношению не определишь — его английский был почти оксфордским, однако некоторые слова звучали как-то своеобразно. Иногда он умолкал, очевидно, подыскивая выражение. Может, такая манера речи у всех писателей? Ей еще никогда в жизни не приходилось видеть ни одного, и она сказала об этом вслух:
— Ты первый настоящий писатель, с которым я встретилась.
— Уильяма Смита нельзя считать настоящим.
Снова все тот же взгляд с лукавинкой.
— А что, это у тебя псевдоним?
— Не, я имею в виду другое, — быстро ответил он. — Я хочу сказать, что настоящий писатель не стал бы подниматься с постели в такую рань, чтобы соорудить кроличью ловушку. В это время все «настоящие» просто-напросто дрыхнут без задних ног. А как только просыпаются, сразу же пьют красное вино. Писать начинают только ближе к вечеру, да и то только этими — как бишь они? — гусиными перьями.