Викториум
Шрифт:
— Браво! — похлопал в ладоши пару раз благодетель. — А вы не боитесь остаться без моей поддержки? Что вы будете делать без ружей, патронов, взрывчатки?
— Бороться, как и раньше, — отрезал Альбатрос. — Или вы думаете, что облагодетельствовали нас и теперь мы стали вашими рабами? Я ведь могу прикончить вас из вашего же револьвера. Запомните один раз и навсегда, господин, мистер, мсье, герр, не знаю уж как к вам правильно обращаться. Я принимаю вашу помощь — оружием или информацией. Но служить вам и вашим интересам моя боевая группа не будет. Мы боремся с царизмом, с самодурством и самодержавием,
Выдав эту длинную тираду, Альбатрос перевел дыхание. Теперь он без страха глядел в черные провалы маски благодетеля. Черт побери, пусть он его боится!
— А теперь, где ваши винтовки Пибоди. Я заберу их — и использую по назначению. Может, не сегодня и не здесь. Но могу вам гарантировать, что ваш подарок будет использован в нашей борьбе с самодержавием.
— И самодурством, — голос благодетеля звучал совершенно механически. Он показался Альбатросу в тот момент заводной игрушкой, которая только и может что повторять чужие слова.
Глава 3
До порта нас с поручиком везла уже закрытая карета. Как будто мы арестанты какие-то. Да еще и конвой конных жандармов придавал сходства. Я не верил, что будет еще одно нападение на нас, однако сопротивляться воле местного начальства не стал. На место происшествия спустя десять минут примчалось все руководство севастопольской полиции и жандармерии. От золотых эполет зарябило в глазах. Тогда же прибыла и крытая карета с конвоем из конного взвода.
Слава богу, ждать меня броненосец «Император Александр Второй» не будет, а потому мучить меня расспросами начальство не стало. Времени на них попросту не оставалось. Так что нас с поручиком быстро определили в карету — и отправили в порт.
Дышать в карете было нечем. Воздух был тяжелый, а минут через пять стал еще и липкий. Он как будто налипал на тело, оставляя на наших синих мундирах темные пятна. Узкие же окна, через которые удобно отстреливаться, свежего воздуха почти не пропускали. Болтать сил после схватки не было, однако скука быстро взяла свое. Карета катилась по улицам Севастополя весьма неспешно.
— Интересный у вас пистолет, ротмистр, — сказал поручик. — Я таких никогда не видел.
— Это маузер, — ответил я, вытаскивая оружие и кобуры и протягивая его поручику. — Немецкая игрушка. Трофейный. Знатная штука. Двадцать патронов в магазине.
Этот маузер я забрал с трупа Черного Абдуллы. Башибузуку он был без надобности. Никто, в общем-то, не возражал против того, что возьму себе этот трофей. Мой старый пистолет остался лежать в чемодане. Правда, под эту модель пришлось перешивать кобуру.
— Подумать только, — протянул поручик. — Двадцать патронов. Страшное дело. Калибр только маловат. Убойная сила, наверное, меньше, чем у наших револьверов.
— Есть такое, — кивнул я. — Но это компенсируется большим количеством патронов. Три патрона против одного в смит-вессоне. И бьет точнее на большее расстояние.
Поручик поглядел на прицельную рамку. Там были отметки
— И что, на самом деле, бьет на километр? — подивился он, возвращая мне пистолет.
— Ну, не такое уж это чудо-оружие, — усмехнулся я. — Даже из винтовки на километр вряд ли попадешь, если стрелять без оптического прицела. А уж из пистолета так и подавно. Я ни разу не стрелял дальше чем на пятнадцать метров. Но на этой дистанции маузер бьет очень точно. В глаз, конечно, не попадешь, а вот в голову — запросто.
Наша карета остановилась. Дверца отворилась. На подножку забрался жандармский унтер с карабином через плечо. Ни слова не говоря, он сверился с бумагой, которую держал в руках. Кивнул то ли самому себе, то ли нам. И захлопнул дверцу. Через минуту карета двинулась дальше.
— Оцепление порта, — объяснил поручик. — Наше описание передали заранее. У второго кольца, того, что непосредственно охраняет пирс, куда причалит «Александр Второй», есть даже наши фотокарточки.
— Строго все, — кивнул я.
— Предельно, — подтвердил поручик. — Посольство охраняется по первому разряду. Высочайшее распоряжение. А у нас тут такой дурдом творится. Чувствую, полетят еще головы после нападения на нас с вами, ротмистр.
Я только плечами пожал. Говорить, что полетят эти головы, в общем-то, за дело, мне совсем не хотелось. Поручик ведь служил здесь — вместе с теми, о чьих головах мы говорили, а, скорее, даже под их начальством. И ему не слишком приятны будут мои слова.
Так, в молчании, миновали мы и второе кольцо оцепления. Только там нас попросили выйти из кареты. И точно так же, под конвоем, меня, словно арестанта, проводили до сходен «Императора Александра Второго».
Я даже на мгновение замер около сходен. Очень уж впечатляюще выглядел броненосец. Новой модели, спущенный на воду едва ли не в прошлом году корабль поражал своей мощью. Орудийные башни грозят любому врагу зачехленными орудиями. Стволы главного калибра смотрят в небо — их сразу два, для того чтобы вести огонь как можно быстрее. Те же, что поменьше, торчат из башен сразу по три. Башен этих пять штук. Три на носу. Еще пара — на корме.
Но впечатляли не они. Большие пушки мне приходилось видать в Кронштадте. Там в фортах даже побольше образцы имеются. А вот мощный таран, о который разбивались мелкие волны, и укрытые в каучуковые чехлы дисковые лезвия, — совсем другое дело.
Казалось, теперь, когда пушки стреляют на многие километры, в чем-то подобном нет смысла. Однако развитие металлургии довело как раз до обратного. Болванки, даже самых больших калибров, бывало отлетали от брони современных линкоров, оставляя на них только глубокие царапины. А уж при мизерном проценте попадания это и вовсе часто делало пушки практически бесполезными. И не раз корабли сходились буквально на пистолетный выстрел, обрушивая на вражескую палубу снаряды средних и малых калибров. В то время как под водой свое страшное дело делали такие вот дисковые лезвия и длинные тараны. При удаче они могли отправить самый мощный броненосец противника на дно за считанные минуты. Правда, чаще всего корабли расходились, не доводя до страшной гибели среди обломков.