Виктория и Альберт
Шрифт:
– Бедняга, – промолвила Виктория. – Как это все было для него ужасно. Не понимаю, почему он не отослал ее. Если она сумасшедшая, ее следовало отправить в больницу. Его снисхождение было проявлением доброты, но это ошибка. Я ему очень сочувствую.
– Но ты не должна этого делать! – отчитала ее Лизен. – У него самого хватало скандалов. Чего стоят две его связи с замужними женщинами! Их мужья даже начали бракоразводные процессы. Леди Брендон и леди Нортон. Дорогое дитя, связь с госпожой Нортон была у него лишь в прошлом году!
– В прошлом году?..
Двенадцать месяцев назад она, Виктория, продолжала оставаться в тени герцогини, учила уроки и вышивала, вела
– Какова эта госпожа Нортон? Она хорошенькая?
– Она красива, – поправила ее Лизен. – Я как-то видела ее на прогулке в парке, когда мы ехали во дворец Сент-Джеймса. В то время никто ничего не сказал, потому что ты ничего не должна была знать о подобных вещах. Но я ее хорошо разглядела и, должна признаться, что она весьма красива. Она – темная и не очень благородного происхождения. Мне кажется, что она из семьи актеров или кого-то вроде этого, да к тому же из этого ужасного места – Ирландии. И милорд Мельбурн выставил себя дураком, связавшись с этой девкой. Как ему удалось выдержать столько скандалов, знает только Бог! Я не могу понять этого!
– Он, наверное, очень умный, – медленно проговорила Виктория. – Надеюсь, что он покончил свою связь с этой женщиной?
– Да, – неохотно признала Лизен. – Мне кажется, что у него хватило ума, а не совести и чувства приличия закончить эту связь.
Некоторое время Виктория молча смотрела на свою гувернантку. Лизен была прелесть. В грустное детство Виктории баронесса привнесла столько доброты. Она – милая, но ей не следует быть предубежденной против человека, которого она не знает. Этот человек гораздо выше ее, жил в современном и модном мире, о котором сама баронесса не знала ничего и довольствовалась одними лишь слухами. И самое главное, думала Виктория, пока она молчала, а Лизен глядела на нее, не подозревая, будто сказала что-то не так, самое главное – лорд Мельбурн, премьер-министр королевы. Узнав все, что желала, она больше никогда не позволит Лизен неуважительно говорить о нем.
– А сейчас, дитя мое, – ласково заявила Лизен, – ты должна лечь спать. Уже очень поздно.
– Да, я устала, – ответила ей Виктория. – Нет, оставь здесь свечку, я загашу ее сама. – Последовала короткая пауза, и когда баронесса подошла к двери, добавила: – Да, Лизен…
– Что, моя милая?
– Теперь, когда я стала королевой, – ласково сказала ей девушка, – мне кажется, тебе будет лучше обращаться ко мне «мадам». Доброй ночи, дорогая Лизен. Хороших снов!
Через определенные интервалы дворцовые часы отбивали четверти часа. Герцогиня их не слышала. Она заснула после еще одного припадка злобных рыданий и тирады, обращенной к своей подруге леди Флоре Гастингс по поводу неблагодарности детей.
Она так и не дождалась, что Виктория придет пожелать ей доброй ночи и выслушает все упреки и поучения.
Лизен тоже хорошо спала. Она проснулась только раз, когда ей приснилось, что маленькая девочка, которую она любила как собственную дочь, внезапно строго посмотрела на нее и потребовала, чтобы ее называли «мадам», и потом отвернулась, не желая, чтобы ее обижали. Саму Лизен часто обижали и разочаровывали. Ее единственным утешением была любовь маленькой принцессы. Если молодая королева желает, чтобы ее называли «мадам», ну что ж! Лизен не собирается терять доверие Виктории из-за гордости. Она не может себе позволить быть гордой. Женщина начала было всхлипывать в подушку, но потом
Но в спальне Виктории свеча догорела дотла. Виктория не могла заснуть. Она слушала тишину, впервые в жизни оставшись одна в ночи. Она размышляла о событиях этого длинного и полного событий дня. Тайный Совет – она вошла в большую комнату и на мгновение остановилась на пороге, прекрасно осознавая театральность своего появления. И глупая Лизен трещала об испытании. Она так волновалась за Викторию, но та решила, что никогда больше не позволит баронессе фамильярничать с ней, хотя та не имела в виду ничего дурного. Просто все они решили, что она нервничала или боялась впервые появиться перед людьми в официальном статусе королевы и получить признание и преклонение самых важных ее подданных.
Виктория делала каждый жест и произносила каждое слово с уверенностью и прилежанием великой актрисы, которая наконец вышла из-за кулис на середину сцены. Она не притворялась. От нее ждали подобного поведения – так должна была вести себя королева, когда появлялась на людях. И чего никогда не делали ее дядюшка Вильям и ее распутный дядюшка Георг IV. Недостаточно быть по праву королем, нужно достойно вести себя и контролировать свои действия, как это делают даже простые люди.
Виктории теперь не пристало вести себя как обычной девушке. Ее гувернантка и давний друг, как бы сильно она ни любила ее, не должна называть ее по имени. И мать, и родственники, даже если она не имела ничего против них, должны понять, что она королева и выше личных отношений.
Лорд Мельбурн понимал это. Он знает так много, а у нее вообще нет никакого опыта. Ее расстроил рассказ Лизен о его жизни. Но если его жена действительно была такой ужасной, тогда все выглядит по-другому… Наверное, он любил эту женщину, если мирился с ее похождениями. Но выходит, что он любил и госпожу Нортон? Конечно, иметь любовницу – это очень плохо, но мужчины их все равно заводят. Она твердо решила, что не стоит волноваться о том, что было в прошлом. Прошлое есть прошлое. Если он станет ее конфидентом – а она на это надеялась, – как это будет интересно! Но у него не должно быть больше никаких скандалов! Никаких больше миссис Нортон, если он надеется вести дружбу с королевой… Ей казалось, что это совершенно ясно и самому лорду Мельбурну.
Он придет завтра и должен будет объяснить ей политическую ситуацию. Она знала, что существуют виги, и тори, и радикалы. Но она не имела понятия, какие позиции они занимают или почему все заявляли, что следует посильнее надавить на радикалов. Ей хотелось докопаться до сути, потому что теперь все люди, которые заседали в парламенте и формировали правительство, зависели от нее – ведь именно она должна была санкционировать принимаемые ими законы. Без ее подписи они не стали бы министрами. А еще она должна была подписывать договоры или нечто в этом роде…
Она поняла все это из краткого обзора новостей, который сделал ей Мельбурн. Он также очертил ей круг обязанностей. Как странно… и как чудесно! Она – королева! Неудивительно, что ее дядюшка из Суссекса и Камберленда выглядели такими расстроенными, когда она вошла в зал, чтобы провести Тайный Совет. Они, конечно, завидовали ей. А кто бы не стал завидовать?
Два эпизода прошедшего дня особенно ясно свидетельствовали об изменениях в ее жизни. Когда герцог Веллингтон, легендарный воин и старший государственный деятель, которым восхищались все, припал на колено, чтобы поцеловать ее руку, и потом, пятясь, отходил к своему месту. И еще, когда после ее нескольких слов за герцогиней Кента закрылась дверь гостиной.