Вила Мандалина
Шрифт:
А я сказал, что форма облаков вопреки прогнозу не предвещает дождя, и все со мною согласились. Этот вечер запомнился надолго.
В Хельсинки затевалась какая-то важная художественная выставка, и Андрею по своим профессиональным причинам необходимо было присутствовать на открытии. Перед отъездом он сделал Иванке предложение. Если меня не подводит память, случилось это в день приезда Алексея Артамоновича.
Они условились так, что за ответом он приедет лично через две недели и получит его лицом к лицу, прямо из её уст на этом самом месте, где происходил их разговор, то есть, понятно,
В аэропорт Андрея повёз я, потому что его друг давно уже был дома, а тратиться на такси не хотелось. Но, говоря это, я имею в виду вовсе не одиннадцать евро: Иванка с нами не поехала, а я в каком-то смысле исполнял обязанность её заместителя. Тем не менее всю дорогу до аэропорта мы молчали, всего пару раз обменявшись незначительными репликами. – Редко такое случается, – обронил он на прощанье. – А с некоторыми – никогда, – дополнил я.
Понял ли он, что именно я вложил в эти слова, я не знаю. Воздушное судно стояло на взлётной полосе, и к нему в красных костюмах «Аэрофлота» шли весёлые стюардессы.
Врдола затаила дыхание. Страна находилась на пороге вступления в Северо-Атлантический альянс, азиатский руководитель и заокеанский президент клялись испепелить друг друга ядерными томагавками, но всё это обращало на себя внимание жителей Врдолы не более, чем круизные теплоходы, ежедневно вползающие в бухту. Всех занимало лишь одно: случится ли то, что должно было случиться, и если да, то как всё пройдёт.
Вопросов, собственно, стояло два: приедет ли Андрей и что решит Иванка. На мой взгляд, дело было ясное и беспокоиться не стоило, и всё-таки червь сомнения, как в незапамятные времена изумительно выразился безвестный книжник, точил и меня. А уж какие черви точили кумушек и мужичьё, торчавшее под тентами «Сречи», то есть «Белы Вилы», можно только догадываться. Иванка будто попала под обстрел испытующих взглядов, но держала себя как обычно и ничем не выдавала, в каком пребывает состоянии.
Между тем дни тянулись, и стали замечать, что Иванка скрывает беспокойство. Я узнал об этом от Алексея Артамоновича, проницательности которого я уже имел случай воздать должное. Одно он затруднялся объяснить: чем оно вызвано. То ли опасениями, что Андрей сыграл с ней нехорошую шутку, то ли предстоящим тяжёлым с ним разговором.
– Ах ты, господи, – бормотал Алексей Артамонович с трогательностью, присущей добросердечным людям. – Какая досада, что Ира не приедет. Она бы всё разложила по полочкам. Навела бы здесь порядок… Вот незадача!
– Алексей Артамонович, – напомнил я ему, – вы забыли своё излюбленное слово.
Он пожевал губами, согласно покачал головой и обречённо сказал:
– Среча.
Впрочем, нашёлся один человек, которого не интересовала не только Сирия с её поруганными святынями, американские выборы или испанский развод, но даже и Иванкина любовь. То был старый рыбак по имени Душан. Это был не любитель, выходящий на воду исключительно позабавиться, а настоящий рыбак, и в выходные дни его или его жену можно было видеть на городском рынке Котора, предлагающими свой улов. В один из этих томительных дней он, столкнувшись со мною случайно,
– С ума, что ли, все посходили? Моя жена только об этом и говорит, а уж если соседка зайдёт – совсем беда. Я уже из дома ухожу, чтобы этого не слышать. Понятно, вы люди приезжие, не всё видите. А я тут всю жизнь прожил, много чего насмотрелся. Да тут такое случалось, тебе рассказать – так ты писателем станешь. А то Иванка! Как Бог пожелает, так всё и будет, и что об этом толковать?
– Так затем и говорят, – заметил я, – чтобы угадать, как Он дело повернёт.
– Да Он уж всё решил, – сказал мне Душан и рассмеялся хриплым старческим смехом. – Да ещё тогда, когда и гор-то этих не было.
Казалось бы, разговор с этим беспечным фаталистом должен был поддержать во мне спокойствие, однако только растравил ум. Мне вспомнились все наши философствования с Алексеем Артамоновичем, и я, подобно алхимику, взвешивал на воображаемых весах граммы промысла и личного выбора. Но то ли весы я склепал негодные, то ли клал на них совсем не то, но чашки их, словно издеваясь, посекундно опускались и поднимались, не оставляя мысли ни мгновенья хоть какой-то определённости.
И вышло так, что первыми нервы сдали у меня. На правах временного поверенного в этой истории я ощутил потребность навестить Иванку, а если, успокаивал себя я, она сочтёт мой визит настырным, то уж как-нибудь даст мне это понять. С другой стороны, имел же я право заглянуть в знакомое местечко, куда из деликатности не наведывался уже дней десять.
Надо сказать, что шагал я решительно. Разговор завяжется сам собой, рассуждал я, а если нет, на худой конец, полюбуюсь на закат и побалую себя любимым пивом.
По счастью, «Среча» была пуста. К тому же и брат Иванки уехал к родственникам в Сербию, и трубные гласы временно нас не терзали.
В лице Иванки уже не было того ликующего торжества, поразившего меня в день приезда, а проглядывала почти детская беспомощность. Я выразительно посмотрел на портрет, сел на первый подвернувшийся стул и обратил к ней взгляд, приглашавший к разговору. От этого беспокойство её только усилилось, так как, вероятно, она подумала, что я явился с плохими вестями. Поэтому я взял быка за рога.
– Иванка, – сказал я. – Ты немного знаешь меня, а я немного знаю людей. Не могу сказать, что досконально, но достаточно. Ну, или самую малость – пусть так. Но в данном случае мне её хватает. Заверяю тебя: он будет здесь, вот на этом самом стуле, именно тогда, когда вы договорились. По-другому просто не может быть. Если будет иначе, грош мне цена. – А сейчас сколько? – уточнила она насмешливо.
– Ну уж два – это минимум, – заявил я уверенно. – Если этого не произойдёт, я съем свою шляпу. – У тебя её нет, – сказала она. – Значит, куплю. – А мне-то что с того? – резонно спросила она.
– В общем, – отрезал я таким тоном, который показал ей, что дурака отваляли, – дело за тобой. – Я демонстративно отвернулся и стал снова разглядывать портрет.
– Тяжело всё это, – призналась Иванка и, шумно выдохнув, как и я несколькими минутами раньше, плюхнулась на первое попавшееся сиденье. – Выйдем на воздух, – предложил я, поднимаясь. – Что-то душно.
Она послушно последовала за мной, мы забрались в самый угол прикрытого маркизами пространства и сели не напротив друг друга, а рядом, поэтому смотрели в одну сторону.