Виланд
Шрифт:
Лес был большой. Внизу расстилались волнистые моря — обычные деревья — дубы, липы, берёзы, клёны, сосны... А над ними, то там, то тут вздымали свои тысячеметровые вершины башни-исполины...
Далеко на юге, за сизой дымкой проглядывали серебристые и тёмные отроги гор.
— А за ними — что?
— Говорят, будто город там. Большой. И море.
— А, — сказал Димка. — А я моря совсем ещё не видел.
— Я тоже. — Йолла смешно закинул ногу и почесал за ухом пальцами, будто йог. — Говорят, наш маг там часто бывал... раньше.
— Раньше? А что теперь?
—
Димке сделалось грустно. Он-то уже начал думать, будто попал в совсем-совсем добрую сказку...
— Ты не бойся, — Йолла потряс бочонок, убедился, что он пуст, и с сожалением отставил его в сторону. — Это же ужасно далеко.
...Начинался закат.
Пилипички — человечки, похожие на паучков, с волосами, торчащими во все стороны, с длинными руками и ногами, спускались на верёвках из круглых дырочек в ветках. Каждый из них тащил за собою ворох гирлянд, быстро и ловко развешивая их; и когда облака на западе заполыхали вовсю, словно декорации к волшебному спектаклю, в листве им ответили мириады крошечных лампионов: синих, жёлтых, рубиновых, изумрудных.
Потом внизу сгустилась темнота, и лес вдруг зашевелился. И у Димки холодок пробежал по спине — такого он не ждал увидеть. Сперва ему почудилось, будто деревья стряхнули свои уборы из листьев и двинулись к Башне... Но...
— Это Дыхи, — шепнул Йолла ему на ухо. — Спящие.
Они походили на громадных богомолов, на высохших, жилистых леших, или на странных созданий, надумавших прицепить к рукам и ногам длинные, сухие коряги и ветки. Двигались они будто бы неторопливо, но вдруг оказывались вовсе не там, где их рассчитывал увидеть, а гораздо ближе...
Сам Праздник, оказывается, проводили не в Блистающем (зал, даже такой большой, и не вместил бы всех собравшихся), а на Развилке. На высоте, наверное, двадцатиэтажного небоскрёба Дерево разветвлялось, три ветки, расходясь в стороны, образовали площадь, которую все здесь называли Развилкой.
Скоро на Развилку сошлось столько народу, что Димке в темноте казалось — Дерево дышит, шевелится и летит куда-то... наверное, в восточную страну, где, как рассказывал Йолла, живут самые страшные колдуны, а леса и горы делаются непроходимыми даже для диких зверей.
Гирлянды мерцали...
Вдруг!..
Димка на миг зажмурился. Но потом раскрыл глаза, боясь пропустить волшебнейшее Явление... Да и свет тот ни чуточки не слепил!
Как будто большая, сияющая бабочка упала с неба. Кто-то засмеялся тихо. Димка вдруг подумал, что Она — и есть Луна. Хотя вовсе не круглая, и не серпиком... Совсем не такая, какой её видят с земли. Но самая настоящая. И древняя, и юная. Яркая... Живая! Сказал бы Димке кто — опиши, какая же она? Кто она, всё-таки? Какой она формы, с ногами она, что ли, с руками, или с крыльями... Засмеялся бы Димка непонятливости того человека, что пристаёт с глупым вопросом! Луна она! Та, которая светила, когда ещё не придумались планеты.
Мгновения неслись, словно кусочки цветных снов, осыпающихся с первым лучом солнечного света, ворвавшегося в спальню из внезапно распахнутого
...И вдруг все ахнули.
А может, наоборот, замерли, застыли, перестали дышать. Как и сам Димка, который неведомо как оказался перед нею, и она взяла его за руки, и, может быть, что-то негромко сказала или улыбнулась просто... А потом легко пробежала куда-то в темноту.
Димка понял, что Она говорила с ним. И он отвечал. Это даже не разговор был, у них словно появился общий сон. А что было в этом сне, Димка не помнил. Потому что снился сон одно мгновение, а на самом деле — дольше, чем вся Димкина жизнь.
...Глубокой ночью Праздник раскатился по Дереву. На земле, у Корнищ, жгли огромные костры. Хороводы искр кружились, поднимаясь снизу, как созвездия. Кто-то с гомоном и визгом носился мимо Димки вверх и вниз, и с веток было сброшено множество верёвочных лестниц и качелей.
А у Димки всё смешалось в голове. Праздник бурлил вокруг, как одна, сумасшедшая карусель. Она манила Димку. Забыться, сделать шаг — и тогда растает усталость, темнота наполнится мириадами огней, и можно всю ночь бегать по лестницам, зажигать искрящиеся гномьи свечи, пробовать угощение у костров, кружиться, дав ухватить себя за руки, в пляске, качаться на качелях, таких, что, кажется, летишь в черноту, прочь от дерева, от огней, словно стремительная птица — и вдруг замираешь, и снова падаешь в самую гущу праздника.
Но только Димку не отпускал, не давал забыться сон. Сон, который ему не приснился. Сон словно был где-то рядом, за потайной дверкой, и кто-то наблюдал оттуда за Димкой — и странными были те глаза...
Наконец, он не вытерпел — и когда Йолла потащил его смотреть чудесную заморскую гостью — птицу-медузу, попросил:
— Давай пойдём куда-нибудь, чтобы было тихо, таинственно и красиво?..
Йолла быстро закивал:
— Есть замечательное место! Я припас его напоследок...
Он открыл дверь в Дерево, нырнул в темноту, тут же зажёг фонарь и поманил Димку.
Внутри Дерева тоже тянулись лестницы. Когда Димка закрыл за собою дверь, воцарилась необычная тишина — полная растворённых в ней скрипов, еле уловимого гула и отголосков эха, потерявшегося в высоченном пространстве — Дерево-Башня было полым изнутри. До начала Праздника по этим лестницам спускался и поднимался самый разный народ — но сейчас внутри Дерева нельзя было обнаружить ни души.
— Эй! — весело прошептал Йолла. — Сейчас поедем наверх!
— В этих корзинах? — догадался Димка. Из пустоты внизу в пустоту вверху уходили две цепочки корзин, соединённых между собой толстым тросом. — А как они двигаются?
— Сейчас мы подтянем одну из корзин к краю нашей площадки. Потом выкатим вон из той щели груз, он по жёлобу скатится в корзину, и вся эта штука поедет вниз, а соседняя — вверх. Тогда мы прыгаем в корзину и поднимаемся, куда нам надо...
Йолла проделал всё быстро и умело, и у Димки, засомневавшегося, стоит ли доверяться подозрительному механизму, просто не оказалось времени, чтобы высказать эти опасения вслух. Он вслед за Йоллой очутился в корзине и перевёл дух. Корзина чуть покачивалась. Йолла объяснял: